Правительницы России
Шрифт:
И затем следует меланхолическое замечание:
«По сим допросным пунктам Степаном Глебовым 22 февраля розыскивано: дано ему 25 ударов (кнутом). С розыску ни в чём не винилося кроме блудного дела...» А от «блудного дела» при наличии писем и показаний десятков свидетелей, отпереться было невозможно.
Тогда приступили к ещё более жестокому розыску. Глебова раздели донага и поставили босыми ногами на острые, но не оструганные по бокам, деревянные шипы. Толстая доска с шипами была пододвинута к столбу, и Глебова, завернув руки за спину, приковали к нему. Глебов стоял на своём.
Тогда ему на плечи положили тяжёлое бревно и под его тяжестью шипы пронзили ступни Глебова насквозь. Глебов ни в чём, кроме блуда, не сознавался. Палачи стали бить его кнутом, обдирая до костей. Считалось, что после этого любой человек скажет всё, что от него ждут. Недаром у заплечных дел мастеров в ходу была поговорка, в верности которой они не сомневались: «Кнут не Бог, но правду сыщет». Кожа летела клочьями, кровь брызгала во все стороны, но Глебов стоял на своём.
Тогда к обнажившемуся, окровавленному телу стали подносить угли, а потом и раскалённые клещи.
Глебов, теряя сознание, сползал со столба, но вину оставлял за собой. Майора Преображенского полка, богатыря и великана Глебова пытали трое суток, лишь на некоторое время давая прийти в себя.
И всё это видела Евдокия.
В первый день допроса после трёхкратной пытки в протоколе против первого вопроса появилась запись: «Запирается».
И такая запись стоит против всех заданных Глебову вопросов. А было их шестнадцать. И каждый из этих вопросов касался участия Глебова, Евдокий и её родственников в заговоре, направленном против Петра и в пользу того, чтобы на престоле оказался царевич Алексей. Следователи во что бы то ни стало хотели представить Евдокию государственной преступницей, злоумышлявшей против государя и государства. Но Глебов отрицал всё и не дал палачам ни малейшей возможности обвинить Евдокию в чём-либо, кроме очевидного греха — блуд одеяния.
После трёхсуточного розыска Глебова отнесли в подвал и положили на шипы, которыми был усеян пол и стены камеры. А потом снова повели на правеж, но так ничего и не добились.
И тогда в дело вмешались врачи. Они вступились за Глебова, предупреждая, что он почти при смерти и может скончаться в течение ближайших суток, так и не дотянув до казни.
Вняв их предупреждению, 14 марта Глебову был вынесен приговор, в котором не говорилось, как он будет казнён, но указывалось: «Учинить жестокую смертную казнь».
О казни Глебова и его сообщников — Досифея, Фёдора Пустынника и других, знавших о его любовной связи с Евдокией, сохранилось свидетельство австрийского посланника Плейера императору Карлу VI.
Плейер писал, что Глебова привезли на Красную площадь в три часа дня 15 марта. Стоял тридцатиградусный мороз и, чтобы наблюдать длительную и мучительную казнь до конца, Пётр приехал в тёплой карете и остановился напротив места казни. Рядом стояла телега, на которой сидела Евдокия, а возле неё находились два солдата. Солдаты должны были держать её за голову и не давать ей закрывать глаза.
Глебова раздели донага и посадили на кол.
Здесь автор приносит извинения за то, что должен будет пояснять вещи, относящиеся к инфернальной, то есть адской, сфере.
Кол мог быть любых размеров. Мог быть гладко обструганным, а мог быть и шершавым, с занозами, мог иметь очень острый и не очень острый конец. Мог быть смазанным жиром и, наконец, мог быть либо достаточно тонким или же толстым.
И если кол был острым, гладким и тонким, да к тому же смазанным жиром, то палач, должным образом повернув жертву, мог сделать так, что кол за несколько мгновений пронзал казнимого и входил ему в сердце. А могло быть и всё наоборот — казнь могла затянуться на продолжительное время. И всё же то, что здесь было сказано, относилось к колу «турецкому». А был ещё и кол «персидский». Последний отличался тем, что рядом с колом с двух сторон аккуратными столбиками были сложены тонкие дощечки, достигавшие почти до конца кола.
Приговорённого сначала подводили к столбу, заводили руки назад и сковывали их наручниками. Потом приподнимали и сажали на кол, но кол входил неглубоко, и тогда через несколько минут палачи убирали две верхних дощечки, после чего кол входил глубже. Так, убирая дощечки одну за другой, палачи опускали жертву всё ниже и ниже. Опытные искусники-виртуозы следили при этом, чтобы остриё проходило в теле, минуя жизненно важные центры, и не давали казнимому умереть как можно дольше.
По отношению к Глебову Преображенские каты сделали всё, что только было можно. Его посадили на неструганный персидский кол, а чтобы он не замёрз, надели на него шубу, шапку и сапоги. Причём одежду дал им Пётр, наблюдавший за казнью Глебова до самого конца. А умер Глебов в шестом часу утра 16 марта, оставаясь живым пятнадцать часов.
Но и после смерти Глебова Пётр не уехал. Он велел колесовать и четвертовать и всех сообщников его и Евдокии, после чего их ещё трепещущие тела подняли на специально сооружённый перед тем помост вышиной в три метра и посадили в кружок, поместив в середине скрюченный чёрный труп Глебова.
Плейер писал, что эта жуткая картина напоминала собеседников, сосредоточенно внимавших сидящему в центре Глебову.
Однако и этого Петру оказалось мало. После смерти Глебова он велел предать своего несчастного соперника анафеме и поминать его рядом с расколоучителями, еретиками и бунтовщиками наивысшей пробы — протопопом Аввакумом, Тимошкой Анкудиновым и Стенькой Разиным.
А Евдокию Фёдоровну собор священнослужителей приговорил к наказанию кнутом. Её били, обнажив догола, публично, в присутствии всех участников собора и затем отослали в северный Успенский монастырь на Ладоге, а потом в Шлиссельбургскую тюрьму. И всё же, пережив и Глебова и Петра, и смертельно ненавидевших её Екатерину и Меншикова, которых многие считали главными виновниками её несчастья, опальная царица умерла на воле, в почёте и достатке шестидесяти двух лет от роду.
Ограничимся пока сказанным, так как впереди нас ещё ждут встречи с нею.
А теперь снова вернёмся к Алексею с тем, чтобы и проститься с ним.
14 июня царевича привезли из Москвы в Петропавловскую крепость и посадили в Трубецкой бастион. 19 июня его начали пытать и за неделю пытали пять раз, а потом убили. Больной, слабый духом и смертельно напуганный Алексей признавался и в том, чего не было, стараясь, чтобы пытки прекратились как можно скорее. Он даже сознался, что хотел добыть престол вооружённым путём, используя и армию императора.
24 июня Верховный суд, состоявший из ста двадцати семи человек, единогласно постановил предать царевича смерти. А то, каким образом следует его умертвить, суд отдал на усмотрение отца.