Право на безумие
Шрифт:
– Оксана, у тебя такой замечательный кот, только не жрет ничего. Я его пытался сосиской накормить, отказался.
– Он у меня на специальном корме сидит. Давайте и мы перекусим, или выпьем. А то меня слегка колотит.
Все молча согласились, и через некоторое время они сидели за наскоро накрытым столом в беседке, где Леший с удовольствием потягивал пивко, а дамы залечивали душевные раны с помощью французского коньяка. Во дворе чего-то не хватало. Осознав чего именно, Леший, оторвавшись от пива, удивленно спросил:
– А где моя развалина?
– Ее в автосервис увезли, пообещали, что через неделю будет как новенькая. Деньги я заплатила.
Он поперхнулся.
– Оксана, я не смогу отдать быстро. Месячишку потерпишь?
–
Он поперхнулся еще раз.
– Вкладом куда?
– В борьбу сил света против сил зла.
Голос Оксаны звучал торжественно, а глаза блестели то ли от возбуждения, то ли от выпитого коньяка. Арлетта, скромно потупив глазки, жевала ветчину, изображая святую невинность.
– Не смотри так на Алю. Она ни в чем не виновата и почти ничего не рассказала. Я сама обо всем догадалась.
– Спасибо, конечно, но силы добра себе такого позволить не могут. Долг отдам. Оксаночка, ты не могла бы нас оставить на некоторое время, срочно нужно обсудить, как разобраться с одним кощеем.
Оксана уходила неохотно, но с полным осознанием своей причастности к великим, хоть и страшным событиям. И, возможно, она была полностью права. Леший провожал ее долгим взглядом, фигура у нее была просто замечательная.
– Ты вот так на одиноких женщин без толку не смотри, не береди душу. И учти, за эту кошечку я тебя до смерти закусаю.
В ее устах это действительно звучало угрожающе.
– Не смотри, не смотри. А сама при знакомстве такие взгляды бросала, мне стыдно было.
– Я женщина свободная. На кого хочу, на того и смотрю, и это ни кого не касается. Может быть, пояснишь, что здесь с вами случилось?
Меч, наконец, оторвался от руки и теперь мирно лежал на столе, освещая сгущающиеся сумерки.
– Случилась маленькая неприятность, но мы ее преодолели. Алечка, учитывая нашу духовную близость, не могла бы ты откровенно рассказать все, что знаешь о мече, и зачем его мне подарила. Мне так проще будет понять, чем я могу тебе помочь или что я должен для тебя сделать.
– Духовная близость – это хорошо.
Она запустила руку ему в волосы и нежно поцеловала в краешек губ. Затем резко отстранилась и пересела на другой край стола. Выудила из его пачки сигарету, прикурила и, около минуты, молча пускала кольца.
– Я не знал, что ты куришь.
– Я тоже.
Еще одно колечко.
– Вкратце история такова. Наш клан воюет постоянно. Воюет давно и долго. Собственно ни я, ни мои родственники, ничего больше делать не умеем. Но делаем это хорошо. Этот меч принадлежит моей семье. Принадлежит уже очень давно. Взят был в бою или как трофей, этого никто не помнит. Раньше у него было имя. Но это имя никто из нас не знает. Может быть, знали раньше, а сейчас забыли, в общем, имя утрачено. Меч обладает большой силой и большими знаниями и должен отдавать их своему владельцу. Воин с этим мечом в руке, непобедим и подобен богу. Так по легенде. Как на самом деле, никто не знает, потому что никто за последние четыре тысячи лет его владельцем не был. Меч живет своей жизнью, а моя семья является его хранителем. Мы оберегаем его, защищаем от наших врагов. И ждем, и ищем того, кто сможет взять его в руку и повести нас в бой. И если найдется такой человек, или не человек, он будет править моим народом. Меч не терпит рядом с собой другого оружия, оно ржавеет и портится. А еще он не может без людей. Если не чувствует человеческого тепла, он умирает и иногда его надо кормить. Но чаще - кормится сам. На моей памяти шестеро пробовали им овладеть. Шестеро лучших из нашего клана. Каждый из них стремился к власти и подвигам. И все они погибли. Меч выпил каждого из них, они высохли буквально за считанные мгновения. Умерли быстро, а легко ли не знаю, но род гордится их подвигом. Потому что смерть их не бесполезна, каждый их них отдал свою силу, опыт и знание клинку, и сделал его сильнее. И пришедший вслед за ними, и взявший
Он понимал. Если меч нельзя вернуть при живом владельце, то можно забрать у трупа. Оторвут башку и вернут меч в привычное место. Он так и представил себе «Старого» на бархатном нарядном постаменте, свою голову на соседнем колу, и огромную кучу радостных зубастых колобков, ревущих в одну глотку: «Смерть врагам народного волеизъявления». Во весь рост вставала новая сторона проблемы, которая выражалась в непонятном, но очень большом количестве прирожденных убийц, каждый из которых почел бы за честь отправить к праотцам его самого, а может и всех его родных тоже.
Он посмотрел на Арлетту. Та молча добивала третью сигарету и как всегда была прекрасна.
– Знаешь, Алечка, мне все больше и больше начинает нравиться наш, любящий драгоценности общий знакомый. Оказывается, он меня пытался все время защитить и спасти от таких коварных женщин. А я его матом крыл, неблагодарный.
– Он наемник.
Она брезгливо поморщилась.
– Он сделает все, за что заплатят, и для того, кто заплатит.
– А ты просто образец чистоты и порядочности.
Она посмотрела исподлобья и выпустила ему в лицо струю дыма. «Похоже, переборщил. Надо сбавить обороты. Нельзя так обращаться с единственным источником информации». Он улыбнулся как мог дружелюбнее в такой ситуации.
– Прости меня, пожалуйста, колобок ты мой колючий. Ты меня столько раз выручала, а я просто скотина неблагодарная. Тебе тяжело сейчас, но и меня пойми. Я же абсолютно не собирался кому-либо мешать жить и тем более влезать в ваши внутрисемейные дела. Просто случай. Вы, наверное, не учли, что меч мог выковать именно человек, и именно из нашего мира. А у нас и люди, и сам мир имеют кучу недостатков или, для благозвучности, индивидуальностей.
Арлетта напряглась, это было заметно даже внешне. Начиная фразу, Алексей не знал, чем ее закончит, но то, что он сказал, было очень похоже на правду. Это племя великих воителей, скорее всего, презирало всех мастеров и ремесленников, считая их второсортными, хоть и необходимыми существами. А кто мог сделать меч? Только мастер, человек не войны, а труда, ремесла и искусства. А если это был человек, то и делал он свои вещи именно для человека, а не для нелюдей. Им бы помнить, чья рука держала клинок в последнем бою, так нет же, вычеркнули из памяти имя презренного врага. Все это молнией промелькнуло у него в голове и принесло успокаивающее злорадство. Наверное, о чем-то подобном размышляла и Арлетта, больно лицо у нее было серьезное и отсутствующее.