Право на эшафот
Шрифт:
— Насколько терпит изготовление? — наконец спросила она.
— Максимум до вечера, донья Исабель.
— Да забудь ты про эту донью, пока ещё кто не услышал, — проворчала она. — Я не могу тебя пустить в свою лабораторию одну, потому что, если кто заметит, что меня там нет, у меня будут проблемы. Лавку я тоже закрыть не могу: мои клиенты привыкли, что она работает строго по часам. Поэтому пущу я тебя к своему оборудованию только вечером. — Она подняла глаза к небу. — Двуединый, и во что я сейчас ввязываюсь?
— Помощь ближнему Двуединому угодна, — напомнила я. — Сеньора Исабель, я могу пока оставить у вас
Она скривилась, но совсем не из-за того, о чём я сразу подумала: дело было не в моих вещах.
— Да куда ты одна пойдёшь? Ты же непременно во что-нибудь вляпаешься, такая неприспособленная. — Она указала на лестницу за собой. — Поднимешься на второй этаж. Комната справа. Сидишь в ней до вечера тише мышки. Всё поняла?
— Так точно сеньора. — Я разулыбалась во все свои ровные, пусть теперь и не Сиятельные зубки. — Огромное вам спасибо.
— Иди уж, — опять проворчала она. — Не мешай торговле.
Дважды просить меня не пришлось, я подхватила тюк с одеждой и прошла на второй этаж. В комнате давно никто не жил, веял в ней некий дух, который бывает только в таких помещениях, куда заходят редко и только по делу. Но была она чистенькая, и в ней стояла кровать, при одном взгляде на которую я поняла, что спать хочу так, что сил нет никаких удержаться.
Глава 21
Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь, потому что меня словно обволакивало чувство дома, странное, позабытое ощущение безопасности. Было оно ещё из той жизни, но зато моё, не местноприобретённое. Конечно же, ни о какой безопасности сейчас речь не шла. Дом был чужим, хозяйка — совершенно неизвестной мне личностью. Возможно, она просто усыпила мою бдительность и давно сообщила кому нужно о забрёдшей к ней беглянке.
Я забеспокоилась, но в доме было тихо, хотя уже начинало темнеть. Если кто-то хотел меня захватить, у них было достаточно времени, чтобы это сделать, а вот у меня почти времени нет: нужно принимать следующую дозу. Я подскочила, щелчком пальцев привела в порядок изрядно помявшееся платье, добавила заклинание, освежающее лицо, и лишь потом осознала, что сделала это автоматически. А ведь, если я правильно поняла сеньору Лусеро, это может меня выдать даже вернее внешности. Казалось бы, тело уже достаточно давно стало моим, чтобы забыть привычки бывшей владелицы и обзавестись новыми. Так нет же: стоит отвлечься и оно уже своевольничает.
С мыслями, что отвлекаться нельзя я и спускалась, в уверенности, что лавка уже закрыта. Но сеньора Лусеро сидела за прилавком, а витринные окна не были прикрыты.
Моё появление для сеньоры неожиданностью не стало, потому что лестница скрипела так, что куда там соловьиному полу: ни один лазутчик не проберётся незамеченным, если, конечно, он двигается не по потолку. Но я уверена, что в этом случай его ждут неожиданности. Дом был непростым, как и его хозяйка, первое впечатление обманывало не хуже карманника, притворяющегося честным трудягой.
— Ну и горазда ты спать.
— Ночь выдалась очень тяжёлой. И мне не хочется, чтобы трудности оказались напрасными.
Она кивнула, обозначив, что поняла мой намёк, встала из-за прилавка, потянулась, разминаясь после длительного сидения. При этом на пол спланировали газетные листки. Я нагнулась, не столько
— Интересуешься, нет ли чего про твой побег? — спросила сеньора Лусеро. — Есть. Тётя тебя активно ищет. Но пока нашли только горничную.
— В самом деле?
Судьба Эсперансы беспокоила меня в последнюю очередь. В первую: неужели так легко можно меня вычислить, несмотря на изменение внешности? Или сеньора меня с кем-то путает? В конце концов, девицы постоянно сбегают от излишней опеки родственников. Правда, чаще всего с кавалерами, но и в моём случае без такового не обошлось. Пусть не по своему желанию, но Эмилио помог в побеге.
— Она мертва. Это сделала ты?
Спрашивала сеньора спокойно, не показывая напряжение ни словом, ни взглядом, но проскальзывало нечто, выдававшее её готовность к любому моему ответу. И что-то мне подсказывало, что, если я начну врать, меня тут же безжалостно сдадут органам правопорядка. А от них до тёти — один шаг, после которого я не смогу себя защитить от неизвестной опасности.
— Когда я видела свою горничную в последний раз, она клялась в верности моему похитителю и была при этом очень даже живой, — ответила я. — Сеньора, а вы уверены, что речь идёт именно о моей горничной?
Эсперансу неожиданно стало жалко. По воспоминаниям, она была прекрасной горничной, и не её вина, что привлекательность Эмилио снесла ей крышу. Наверняка не на пустом месте снесла: не нашёл подхода к хозяйке, воздействовал на горничную. Уж слишком она зависимой выглядела от этого дона. Но зависимость лечится, а смерть — нет, поэтому я понадеялась, что сеньора Лусеро ошибается. Но тут я как раз увидела свой портрет в газете, выполненный с большой точностью, и все сомнения отпали. Заметка была короткой и малоинформативной. Ещё бы, информацию тётя собиралась получить с других: за неё она предлагала очень большие деньги.
— А разве не о вашей, донья?
Недоумевающее выражение подходило моему нынешнему лицу ничуть не меньше, чем прежнему. Или прежним?
— Разве девушка на портрете похожа на меня, донья?
— А разве не вы, донья, говорили, что зелье вам нужно для изменения внешности? В действительности вы можете выглядеть, как угодно, так почему не так? — она кивнула на газету, которую я держала в руках. — И врёте вы много. Сначала о том, что убежали. Потом говорите про похитителя.
Переход на «вы» показался мне очень нехорошим признаком. Но время шло, а зелье не делалось. Без зелья, если я даже полностью обелю себя в глазах этой недоверчивой сеньоры, мне это не поможет спастись от тёти.
— Донья, давайте, я сделаю зелье и потом всё вам расскажу, — предложила я. — Тогда вы поймёте, что я не вру. Увы, время подпирает. Я не могу позволить, чтобы меня нашли. Вспомните, вы пообещали, что зелье я смогу сделать вечером.
Она закусила губу и некоторое время пристально на меня смотрела, словно пытаясь проникнуть в голову, потом неохотно выдавила:
— Хорошо. И прекрати называть меня доньей.
Она наконец пошла закрывать лавку. На окна опустились жалюзи, а потом и они, и дверь внезапно обросли сеточкой защитных заклинаний. То ли это было обычной практикой, то ли сеньора таким образом намекала, что без неё я отсюда не выйду. Но страха не было: если бы сеньора Лусеро хотела меня сдать, она бы это уже сделала.