Право на одиночество
Шрифт:
Я только успела заметить тёмную мебель, светлые обои без рисунка и мягкий диван цвета весенней листвы, как меня вновь поцеловали. И я даже не успела толком почувствовать свои любимые иголочки, как Громов отпустил меня и спросил:
– Хочешь… чаю?
– С конфетами? – я улыбнулась.
– Э-эм… – Максим Петрович так забавно почесал затылок, что я заулыбалась ещё шире. – Вот с конфетами напряжёнка. Садись, сейчас попробую что-нибудь придумать.
Я опустилась на диван, а Громов направился на кухню. Только тогда я сумела осмотреться и понять, что мне очень нравится в этой комнате. Гораздо больше, чем в «золотой» квартире. Видимо,
Откинувшись на спинку дивана, я задумалась, пытаясь понять, когда всё началось. В какой момент я поняла, что меня тянет к этому человеку? В Болонье? Или позже?.. А для самого Громова в какой момент времени я стала искушением?
Он вернулся уже с двумя чашками, заварочным чайником и пакетиком с конфетами, который прижимал подбородком к туловищу, чтобы не упал. Я улыбнулась и помогла Максиму Петровичу расставить всё на журнальном столике. Потом он налил чай в обе чашки и сел рядом, открыл пакетик с конфетами и немедленно засунул одну себе в рот. Вид при этом у него был очень довольный.
– Максим Петрович, – я рассмеялась, – я начинаю думать, что следовало согласиться раньше хотя бы для того, чтобы увидеть ваше выражение лица.
– Да? А что с ним такое? – Громов лукаво прищурился.
– Ну… примерно так выглядит ребёнок-сладкоежка, которому дарят огромный пакет с конфетами.
Вместо ответа Максим Петрович снял фантик со следующей конфеты и вложил её мне в рот. От неожиданности я чуть не поперхнулась.
– Когда я вошёл в комнату, у тебя, наоборот, на лице застыла озабоченность. О чём ты думала, Наташа?
Проглотив наконец конфету, я запила чаем липкий шоколад и честно ответила:
– Пыталась понять, когда это началось.
– Что именно?
– Ну… в какой момент я стала для вас искушением, Максим Петрович?
В тот миг, поймав взгляд Громова, я увидела, что его глаза смеются.
– Неужели ты ещё не догадалась?
– Эм… если честно, нет.
– Рассказать? – он улыбнулся.
– Если вам не трудно…
– Отчего же? Я давно хотел тебе рассказать. Помнишь тот день, когда я впервые явился в издательство? Утром я разговаривал с Крутовой, и она мне все уши прожужжала о моей помощнице, которая якобы соблазнила прошлого главного редактора. В «Ямбе» я сталкивался с подобными карьеристками, поэтому сразу решил к тебе присмотреться. И когда ты вышла перед всей редакцией поприветствовать меня, я был… скажем так, слегка удивлён. Потому что меньше всего на свете ты напоминала мне ту особу, о которой так вдохновенно вещала Марина Ивановна. Более того – я вдруг понял, что как-то даже не против, чтобы ты меня соблазняла… Потому что под взглядом твоих пронзительно-голубых глаз я чувствовал себя… как желе, которое поставили на солнце.
Я смутилась.
– Серьёзно? Но я ведь… я же…
– Да знаю, что ты со мной ни минуты не кокетничала. Но это ничего не меняет. А в тот день, почувствовав, что меня тянет к тебе, я страшно разозлился, именно поэтому и решил сразу поставить тебя на место. Ну и ты помнишь, чем дело кончилось.
Я кивнула. Ещё бы мне не помнить! Было чертовски обидно слушать всю эту грязь из уст нового главного редактора. А он, оказывается, просто сердился, что его ко мне тянет! Обалдеть можно!
– Я работал с разными женщинами, – продолжал между тем Громов. – И ни одна не вызывала во мне подобных чувств. Я честно боролся с собой, понимая, что это неправильно,
– У вас получалось, – сказала я честно, – я ни о чём не догадывалась. Ну, до того вечера в кафе…
– Ага, – Максим Петрович кивнул и как-то хитро ухмыльнулся. – А знаешь, почему?
– Что – почему?
– Почему именно в тот вечер я позволил себе больше? – я покачала головой, и Громов продолжил: – До этого я искренне считал, что ты ко мне равнодушна. Нет, конечно, я понимал, что нравлюсь тебе как человек, но был уверен, что не больше. И когда я обнимал тебя тогда, в кафе, то вдруг почувствовал реакцию твоего тела на меня. В тот вечер ты была измучена и расстроена, ты была не в силах притворяться. Я чуть с ума не сошёл в тот момент, когда понял, что тебя тянет ко мне. Именно поэтому я тогда и сказал про искушение. Именно поэтому я позволил себе утром, когда мы сидели на лавочке, гораздо больше, чем раньше. Да и твоё присутствие столь долгое время рядом со мной уже начинало действовать – мозги отключались.
Громов улыбнулся и смешно взъерошил волосы одной рукой. Во второй он сжимал кружку с чаем. Уже очень давно сжимал, видимо, забыл, что собирался выпить…
– Мне понравилось.
– Что? – он повернулся и уставился на меня с радостным изумлением.
– Мне понравилось, – повторила я смущённо. – Мне впервые в жизни понравилось… всё это. Объятия, поцелуи.
– Погоди… Что значит – впервые в жизни? До этого не нравилось?
– Да, – я кивнула. – Точнее, я просто ничего не чувствовала. А с вами… я чувствовала.
Максим Петрович замолчал, переваривая информацию. Потом опять взъерошил волосы и спросил:
– Ну а у тебя… когда началось? Про себя я рассказал, теперь твоя очередь.
Я вздохнула.
– А я не знаю, Максим Петрович. Честно. Как-то постепенно… просто с самого начала ваши прикосновения были мне очень приятны, – я почувствовала, что краснею, и замолчала. Громов смотрел на меня с ласковой улыбкой на губах.
Я нервно стиснула кружку с чаем и тихо спросила:
– Что теперь будет? Я имею в виду… ваши дочки… Вы расскажете Лисёнку? Или Лике? Они вообще знают о ваших отношениях с женой?
– Лика знает. Получилось очень забавно – если бы не маниакальное стремление Лены познакомить Лику со своими любовниками, возможно, девочка выросла бы похожей на мать. А теперь ей так же противна вся эта полигамия, как и мне. А вот Лисёнок… она пока не знает. Но скоро, я думаю, начнёт догадываться. Она сообразительная малышка, до сих пор её сдерживала только детская уверенность в наших с Леной чувствах друг к другу.
– А вы… вы её сильно любили? – брякнула я и почти тут же пожалела об этом. Глупый вопрос! Очень глупый вопрос…
– Лену? Любил, конечно, иначе бы не женился. Но теперь я отлично понимаю, что любил не её. Я совсем не знал Лену и создал в своей голове её образ, его и полюбил. А когда узнал, что на самом деле моя жена совсем другая… Сначала я злился на неё, а потом понял, что сам виноват. Я был молод и не разглядел за маской наивной доброй девочки взрослую циничную женщину, которая знала, чего хочет от жизни. Лена не может любить одного мужчину, она обожает развлекаться и совершенно не желает работать. Не смотри на меня с таким сочувствием, Наташа, я уже давно привык к особенностям своей супруги. Повторю, она неплохой человек, просто не нужно ожидать от неё больше, чем она может дать.