Право на одиночество
Шрифт:
– Тогда просто скажи мне, что ты любишь. Кроме книг, конечно, – он усмехнулся. – К примеру, как ты относишься к украшениям?
Я забеспокоилась. Не хватает ещё, чтобы мой начальник мне дорогие подарки делал! А с Громова станется, он же просто побрякушку не купит, обязательно чего-нибудь придумает…
– Лучше не надо, Максим Петрович. Я нормально отношусь к украшениям, просто… не нужно.
В его глазах мелькнуло что-то, очень похожее на обиду. Я вздохнула. Ох, лучше бы он вообще меня не спрашивал про этот день рождения,
– Хорошо, Наташа, я понял. Я что-нибудь придумаю. А теперь можешь идти.
Громов говорил ровным, спокойным голосом, но я понимала – обиделся… И что я могла сделать? Помедлив пару секунд, я вздохнула, покорно встала и вышла из кабинета, признавая своё поражение – я так и не придумала, чем могу утешить Максима Петровича.
По правде говоря, мне вообще не хотелось думать о своём дне рождения. Это был мой четвертый день рождения без родителей, и если до их смерти я просто всегда ждала в эти дни всяческих неприятностей, то теперь… Какой мукой для меня были последние три дня рождения… Лучше бы их вообще не было!
Может, мне отпроситься? Или больничный взять?.. Нет, как малодушно… И потом, бесконечно прятаться всё равно невозможно, рано или поздно меня поймают и хорошенько поздравят. Хоть бы без цветов обошлось!
Размышляя об этом, я не сразу услышала звонок своего мобильного телефона. Это оказался Рашидов.
– Привет, – раздался в трубке радостный голос Мира. – Ты не будешь против, если я сегодня заберу тебя после окончания рабочего дня?
– Смеёшься? – я фыркнула. – С какой стати я могу быть против?
– Ну, мало ли… – в его голосе мне послышалась ласковая усмешка. – Ты же мне говорила, что сегодня Громов возвращается. Мало ли, вдруг он тебя на вечер ангажирует.
– Ну что ты, – я рассмеялась. – Такого ещё ни разу не было, если мне память не изменяет.
– Значит, мне подъезжать?
– Ага.
– Тогда подходи к воротам сразу после шести часов.
Положив трубку, я задумалась. Пожалуй, стоит попросить у Рашидова совета… Да, именно так. Он уже взрослый мужик, должен понять…
30
– Итак, – произнёс Мир, пыхнув трубкой, – ты хочешь понять, почему Громов вдруг изменил линию своего поведения?
Мы в это время сидели в библиотеке. Во время ужина я не стала морочить Рашидову голову своими смятенными мыслями, а вот после рассказала о случившемся со мной утром.
– Ну да, – я смущённо кивнула. Повествуя Миру о своих отношениях с начальником, я чувствовала себя при этом полной идиоткой. Он был первым человеком, с кем я поделилась абсолютно всеми своими мыслями по поводу Максима Петровича… и теперь с ужасом ждала, что он тоже изречёт нечто, подобное советам Светочки.
– По-моему, ты просто плохо подумала. Ну, или ты просто боишься подумать хорошо, – Мир усмехнулся. – Не верю, что ты не понимаешь столь очевидных вещей, ты ведь очень догадливая девочка.
–
– Да ты что? – он откровенно расхохотался. – А кто, мальчик?
Увидев, что я надулась, Мир перестал смеяться и покачал головой.
– Не обижайся, Наташ. Миша ведь называл тебя «девочка моя», и ты не обижалась. Неужели мне нельзя?
Я подняла на него удивлённые глаза.
– Можно, просто… – я запнулась. – Просто в данном контексте это прозвучало насмешливо…
Рашидов наклонил голову, задумчиво глядя на меня. А потом дотронулся до моей руки, улыбнулся ласково, и сказал абсолютно серьезно:
– Иди сюда.
Это было так забавно и трогательно, что я не смогла больше дуться.
– Рядом с тобой я именно маленькой девочкой себя и чувствую, – призналась я. – Это очень необычно, но… мне нравится. Я уже давно не чувствовала себя девочкой.
– Вот и прекрасно, – Мир подмигнул мне. – А теперь подумай и сама ответь на свой вопрос. Я уверен, у тебя всё получится, если ты немного подумаешь… девочка моя.
Улыбнувшись, уловив в его голосе ласковую усмешку, я принялась мысленно рассуждать. И минут через пять…
– Я поняла, – вздохнула я. – Но думать об этом я боюсь.
– Чего же ты боишься?
Помолчав, я ответила:
– Ты знаешь. Должен знать.
– Почему ты так думаешь? – голос у Мира был очень серьёзным.
– Потому что ты понимаешь меня.
– Мне нужно озвучить то, о чём ты боишься думать? Или ты предпочтёшь оставить это в себе?
Я закрыла глаза и резко выдохнула всего лишь одно слово:
– Озвучь.
– Хорошо… Громов хочет тебя, Наташа. Он говорил, что уважает твоё решение – это правда, но от себя не убежишь. И поэтому он будет добиваться тебя. Именно об этом решении он и говорил. И ты отчаянно боишься как и его настойчивых действий, так и своей на них реакции. Ты боишься сдаться, уступить, забыть о своих рассуждениях и отдаться человеку, который тебе нравится. Женатому человеку с двумя дочерьми.
От каждого слова я вздрагивала, как от удара. Но мне было нужно, чтобы Мир сказал всё это… Слушая его, я словно слушала саму себя. Так у меня всегда было с Михаилом Юрьевичем.
Мир замолчал, а я всё не решалась открыть глаза. Он не торопил меня, только легко сжимал мои пальцы.
– Наташа.
Я осторожно приоткрыла один глаз. Рашидов смотрел на меня, сочувственно улыбаясь.
– Ты можешь открыть второй глаз и выслушать то, что я тебе скажу?
Кивнув, я улыбнулась и сделала то, что он попросил.
– Девочка моя, ты зря так боишься. Максима тебе бояться не нужно, потому что он никогда не обидит тебя и ни к чему не будет принуждать. А бояться самой себя весьма глупо, а ты человек неглупый. Я бы мог дать тебе совет… Но ты не сможешь его принять, потому что сама загнала себя в клетку условностей и не видишь того, что видят другие люди.