Право на рок
Шрифт:
У Майка как-то вырвались слова: «Я боюсь жить». В некотором смысле он боялся жизни, боялся вот этой всей телеги, бессмысленной, бедной. «Бедность» - это его откровение. Коммуналка, эта вся говнистость жизни, она как-то влияла на него, приводила его к паранойе, к состоянию несопротивления. Он действительно сидел на белой полосе - вокруг все бежали, ехали, летели куда-то, шустрили, а он сидел на белой полосе, то есть плыл по течению. И вот, мне кажется, его погубило то, что он жил, как живется. Это было его проповедью, это было его музыкой, его философией, и он пил, как пьется, ел, как естся, и ничего не делал для того, чтобы спасти душу, спасти жизнь, поверить в Бога, найти Бога. Он не искал Бога, и это его погубило, на мой взгляд.
Потом, у него было очень много приятелей, особенно с периферии. И что меня особенно напрягало в этих людях, это то, что они постоянно приходили к нему с бутылкой и не с одной, поили его, буквально, с утра до вечера. Ну и последней каплей стали, на мой взгляд, те деньги, которые он получил за свою пластинку за несколько месяцев до кончины. Он, конечно, злоупотреблял и деньгами, и алкоголем. И все это привело к тому, что сердце его не выдержало. Он сломался. Все одно к одному шло. Иногда мне кажется, что все произошло так, как он хотел. Наверное, ему действительно все надоело, и он занимался только разговорами о музыке, о группе, о новом подъеме. Когда я ему говорил, что он творчески кончился, валяет дурака, киряет только, он серьезно не обижался. И когда он приходил ко мне в последние месяцы и спрашивал: «Колька, у тебя нет заначки, чего-нибудь кирнуть?», я всегда отвечал, что нет, я тебе не налью, хоть у меня и было. Все это начинало раздражать, и в последнее время мы стали видеться, редко. Хотя последняя наша встреча была буквально за два дня до кончины. 24-го августа у меня был день рождения, а 25-го утром мы с ребятами, которые остались у меня ночевать, пошли в бар «Жигули» попить пивка. И Майк туда пришел. Он был уже настолько плох, был темен лицом, отечен, руки тряслись. Он попил пива умеренно и говорит: «Я выйду покурить». И не вернулся. Мой дружок, который с ним выходил, сказал мне: «Майк просил передать, что ему худо и он пойдет домой». Больше я его не видел. Такие вот дела. Мне кажется, что он не сопротивлялся тому, что происходило, и не особенно хотел жить. Наверно, тут и известные события сыграли свою роль. И все-таки очень жаль…
А группа «Зоопарк»… Временами они меня заводили, временами были очень хороши. Они могли делать драйв, они могли делать такой звук «перекати-поле». Группа у них, конечно, была классная. Но, я повторяю, эта гнильца, которая появилась в последние годы, этот кир беспрерывный - все это мешало им работать творчески. Этот кир их, он меня просто до изумления доводил - настолько они увлекались этим, друг перед другом выпендривались.
Группа была очень хорошая, но какая-то ограниченная. Ограниченная по стилю, по звуку, у них был потолок, выше которого они прыгнуть не могли. И не от лени, а от ограниченных возможностей таланта. Талант - это всего лишь талант, а гений - это уже общение с Богом. Вот общения с Богом у них не было. Майк любил заниматься философствованием, а поисками Бога в душе он не занимался. И это, отчасти, тоже погубило его. С Богом в сердце люди живут вечно во всех смыслах, вера приобщает к жизни вечной, люди находят свой рай, рай души, успокоение души. И поэтому вера в Бога помогает людям выходить из крайних ситуаций, спасать свою душу и тело, да и другим еще помогать. Майк отверг для себя этот выход. Мне запомнилась одна его фраза - мы шли с ним по улице, он спешил к Кирилову, и вдруг, переходя Лиговский, он мне говорит: «Слушай, Колька, а ведь разъебайство - самая лучшая форма жизни на земле». И вот эта лучшая форма жизни обернулась для него формой смерти.
К Майку я стремился. Это был человек, с которым можно расслабиться. Помню, мы слушали Высоцкого, я посмотрел на него - у него, как и у меня, были слезы на глазах. Он был душевным человеком - самое главное качество, которое меня в нем привлекало. Он чувствовал музыку, был открытым, и очень хорошие, добрые флюиды от него исходили. Это самое главное.
Александр Липницкий.
Великий неудачник.
Нас познакомил, разумеется, «Аквариум». Уже не припомнится, кто первый - Фан, Дюша или Борис - привез в Москву первую запись потрясающей песни. «Дрянь» так и осталась для меня визитной карточкой Майка. Песня эта сразу стала популярна в столице. На расспросы об авторе аквариумисты отвечали с загадочными улыбками: «Так, один наш приятель. Маленький, но сильный. Мы его в следующий раз захватим живьем». И они не обманули. Московская премьера Майка состоялась в 1980 году на Варшавке. Артему Троицкому вполне удался тот подпольный сейшн. В зале сотни людей - крутейших представителей богемы от Петрушевской до Олега Осетинского /к ним я еще вернусь ниже/. На сцене сменяли друг друга киты: «Машина Времени», Константин Никольский, Виргис Стакенас из Литвы и уже прославленный тбилисским скандалом «Аквариум». И вот тут-то и произошло самое главное. Борис вежливо уступил микрофон небольшому угловатому пареньку со знатным «шнобелем», и под аккомпанемент «Аквариума» Майк запел свои песни.
Метаморфоза приключилась в жизни моего друга. Насколько медленно и тягостно он прожил свои последние 2-3 года жизни и как стремительно, за какие-то 20 минут, на наших глазах взошел к славе. На моей памяти Майк был единственным артистом, кого Москва приняла сразу, безоговорочно. Он стал нашим любимцем. Чуть позже Майк укрепил свой успех триумфальным электрическим концертом уже с «Зоопарком» в ДК Москворечье. И я там был, мед пиво пил. Мы еще не были друзьями, и к панк-року я относился настороженно /возраст, черт возьми/. Но «Blues de Moscou» вкупе с «Madness» быстро привели меня в чувство, вернее омолодили. И вот уже с «Зоопарком» Майк завалился на Каретный ряд. От меня только-только съехали родители, забрав всю мебель. Остались голые стены и пара раскладушек. Мы сидим с Майком на полу, пьем сухое вино и слушаем пластинку «Chuck Berry on stage». Майк был уязвлен тем, что мне было ясно давно, а именно: живая запись концерта в Чикаго 1963 года является лучшей у Чака. Но со второго раза Майк оценил альбом, а в результате и его владельца. Мы поняли друг друга.
Поначалу в Москву Майк приезжал чаще без группы: с квартирными концертами было проще, чем с электрическими подпольными. И хотя Майк в меньшей степени, чем Б.Г., Цой или Рыженко, любил петь без группы, в акустике, я нередко слушал его на разных московских квартирах, часто в компании с вышеперечисленными дружками. У меня сохранилась милая запись с Каретного - Майк впервые поет «Гопников». Я помню, что про себя был немного удивлен словами песни, собственно, большого отличия от гопников у аудитории «Зоопарка», да и у «Звуков My» не было. Кто мочится в наших подъездах? А кто не мочится? Ну, это к слову.
Майк всегда был менее легким на подъем, чем коллеги по гитарам. По мнению Б.Г., это его и сгубило. Он реже приезжал на культовые просмотры первого видика ко мне в гости. Но помню уже в середине 80-ых Майк специально отправился с Натальей в Москву смотреть «Blues Brothers» - это был его фильм!
Для меня важно, что первый раз в Питере мы сыграли именно с «Зоопарком»! Это был уже 1986 год, зима. Затравленному со всех сторон в официальной прессе «Зоопарку» на этом концерте в ЛДМ должны были присвоить «тарификацию» - разрешение на платные выступления по тарифу. Майк волновался, придут ли члены комиссии. Какая-то в тот вечер стояла в воздухе засада, из-за этой советской идиотской лжи - «тарификации», мать ее! Публика это отлично чувствовала, и после того, как мы с «My» отыграли в первом отделении со сдержанным успехом /только «Цветы на огороде» выправили концерт/, с «Зоопарка» народ повалил из зала. От комиссии и от всей этой гнусной процедуры шел душок.
После смерти Миши я однажды поспорил с Рыбой /Рыба - это Алексей Рыбин/. Тот стал всячески возвеличивать покойного, используя превосходные эпитеты, самым скромным и самым употребляемым из которых был «звезда рок-н-ролла». Это - неправда. Майк не стал звездой в силу элементарного: расположения звезд над своей головой. «Звезды» в миру - это везунчики. А Майк - неудачник. Даже при том, что я никогда пристально не следил за его жизнью /за творчеством еще как следил!/, и козе было понятно, что ту что-то не так. Все играют уже на эстраде, а Майка вместе с Цоем умудряются повинтить на квартирнике в Киеве; уже выходит «Red Wave», и весь Питер засыпан благотворительными грузами от Джоанны /колготки, жвачка, струны, гитары и др./, а Майк, наряду с Б.Г. лучше всех знавший английский и западную музыку, даже носа не высунул за границу. Я могу продолжать до бесконечности. Так, его любимый музакант - басист «Зоопарка» не вылезает из тюряги, причем по самым нелепым поводам. Последний раз - за кражу мяса с мясокомбината!? Помню сакраментальную фразу Майка: «Зоопарк» никогда не будет играть с человеком, пытавшимся вынести мясо через проходную». Ясно, что стоило тогда Илье выкрутиться, ему бы опять все простили, ведь лидер «Зоопарка» имел самую добрую душу из всех, когда-либо мне повстречавшихся в жизни. Хотя это уживалось с мелочностью. Майк, к примеру, очень не любил, когда его гости приходили к нему без ритуальной бутылки. Иных даже наказывал изгнанием.
Иногда мне кажется, что немилость судьбы для Майка была определяющим понудительным моментом в его творчестве. «Выстрелы в спину..» - Майк никогда не искал их. Но посудите сами: отлично организованная Сергеем Соловьевым в Москве «АССА»; «машина обгоняет машину»; каждый вечер на эстраде лучшие русские группы. «Зоопарк» за боевые заслуги ставят в главный день на торжественное закрытие акции, и что же? Директор клуба МЭЛЗ, не выдержав бесконечного заключительного джем-сейшна с «Аквариумом», «My» и «Зоопарком», подбегает к артистам и грубо вырывает микрофон из рук певца. На сцене человек двадцать. Угадайте с трех раз, на ком закруглилась «АССА»? Правильно - на Майке. Он тогда крепко, в очередной раз обиделся на москвичей и недаром посвятил им, то есть нам, грубиянам из большой деревни, пару желчных остроумных песенок. Но часто москвичи его и восхищали, в частности, размерами. Как-то, летом 1981 года мы оказались в большой компании у меня на даче на Никулиной горе. На мой день рождения забрел сосед Никита Михалков. Мне не забыть восторга маленького «мальчика Майка» перед всеобъятностъю русского барина. Миша радовался новому знакомству больше, чем его друг Дюша принесенной Никитой выпивке.
Майк очень любил Артема Троицкого за московский снобизм и самоуверенность. Словом, его привлекали в людях те качества, которых ему самому недоставало - силы, хватки к жизни. Ведь определяющим качеством Майка была нежность. Та самая русская нежность с интонациями Татьяны Дорониной из «Трех тополей на Плющихе». Эта уникально настроенная струна его души дозволяла ему пить на троих с проходимцами, но не позволяла идти на компромисс в главном. Поэтому Майк остался едва ли не единственным королем эпохи андерграунда, так и не попавшим в сети нового русского шоу-бизнеса. Как и Башлачев, Майк всем своим строем был человеком социализма. Приставка «бизнес» к его песням и его голосу ну никак не подходит. Но жизнь примирила его с оппонентами и по этому предмету. Скажем, был момент, когда он и Макар взаимно невзлюбили друг друга. Андрей, как и я, поначалу не понял идей «новой волны», а Майк был обозлен на «Машину» за ее капитуляцию перед законами «совка» в 80-е годы. Позже они все друг другу простили, и «Зоопарк» даже успел поучаствовать в праздновании 20-летия «Машины».