Право на рождение. Дилогия
Шрифт:
— Я люблю тебя, бабуля, — сказала я.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она и начала кашлять.
Кашель казался более сильным, чем обычно, словно у нее начался приступ удушья.
— Идите! — смогла выкрикнуть она.
Имоджин начала массировать ей грудную клетку, и кашель немного уменьшился.
Я спросила Имоджин, не нужна ли ей моя помощь.
— Все в порядке, Аня. После простуды у нее начались проблемы с легкими. Это обычное дело для того состояния, в котором находится твоя бабушка, — ответила она, продолжая массировать бабулину грудь.
—
Я схватила Вина за руку, и мы вышли.
— Мне очень жаль, порой она начинает путаться, — прошептала я.
Вин сказал, что все понимает и что не надо извиняться:
— Она очень стара.
— Сложно представить себе, что кто-то может дожить до таких лет, — согласилась я.
Вин спросил, когда она родилась, и я ответила, что в 1995 году, так что весной ей исполнится 88 лет.
— До начала нового века. Не так много осталось таких людей, — сказал Вин.
Я подумала, что когда-то бабушка была маленькой девочкой, девушкой, молодой женщиной. Мне хотелось бы знать, какую одежду она носила, какие книги читала, какие парни ей нравились. Сомневаюсь, что она когда-либо думала, что переживет своего единственного родного сына и превратится в старую женщину в постели — нелепую, бессильную, с помраченным сознанием.
— Не хочу быть настолько старой, — сказала я.
— Да, — согласился Вин. — Давай навсегда останемся молодыми — молодыми, красивыми и глупыми. Похоже на план, верно?
Свадьба была тщательно продумана, чего и стоило ожидать от моей семьи. Золотистые льняные скатерти, оркестр, и кто-то даже смог получить (читай: незаконно купить) больше цветов и талонов на мясо. Платье невесты было излишне широко в талии, но фата была затейливо вышита и даже выглядела новой. Невесту звали София Биттер, и я ничего не знала о ней. Она была примечательна исключительно своей невзрачностью. У нее были мягкие каштановые волосы, длинное лошадиное лицо, и, похоже, она была ненамного старше меня. Слова «клянусь» были произнесены с акцентом. Ее мать и сестры проплакали всю церемонию.
Нетти сидела за детским столом в окружении наших двоюродных и троюродных сестер и братьев. Лео посадили с его коллегами по Бассейну, их женами и девушками. А мы с Вином сидели за неопределенным столом, который не был ни семейным, ни детским — просто собрали людей, которые не подходили ни под какую категорию.
Вин пошел за напитками, а так как мои туфли тоже были мамиными (это значит — на полтора размера меньше моего дурацкого сорокового), я решила остаться за столом. Какой-то мужчина, сидевший напротив, помахал мне рукой, и я помахала в ответ, хотя и не знала, кто это. На вид ему было около двадцати, и у него были азиатские черты лица; возможно, член какой-то другой шоколадной семьи.
Он встал, обошел стол и подсел ко мне. Он был очень красив, с длинными черными волосами, которые падали на глаза, и говорил по-английски с легким британским акцентом, хотя и не был англичанином.
— Ты не помнишь меня, правда? Я видел вас с сестрой, когда вы были детьми; твой отец встречался с моим в нашем загородном доме в Киото. Я показал тебе наши сады, но больше всего тебе понравилась наша кошка.
— Снежок, — сказала я. — А ты Юджи Оно. Конечно, я помню тебя.
Он пожал мне руку. На правой руке у него не было мизинца, но остальные пальцы были длинными и очень, очень холодными.
— У тебя ледяные руки.
— Ну, как говорят, холодные руки — горячее сердце. Или наоборот?
Летом, перед тем, как мне исполнилось девять, и до того, как умер папа, он взял нас в Японию в деловую поездку. (Это случилось еще и до того, как международные путешествия практически прекратились из-за дороговизны и страха перед болезнями.) Папа верил, что путешествия чрезвычайно полезны для молодых, да и не хотел нас оставлять одних после убийства матери. Одним из тех, кому папа нанес визит, был отец Юджи Оно, глава «Кондитерской компании Оно» и самый могущественный шоколадный предприниматель в Азии. Между прочим, меня заклинило на Юджи, хотя он был лет на семь старше. Тогда ему было пятнадцать, значит, сейчас года двадцать три.
— Как твой отец? — спросила я.
— Он умер. — Юджи опустил глаза.
— Мне очень жаль, я не знала.
— Да, его смерть была трагической, хоть его и не убили, как твоего. Рак мозга. Похоже, ты не следишь за ситуацией в шоколадном бизнесе, так что я скажу тебе сам: сейчас я глава «Кондитерской компании Оно».
— Поздравляю, — сказала я, хотя и не была уверена, стоило ли говорить это слово.
— Да, мне пришлось за очень короткое время научиться многому. Но мне повезло больше. Отец, пока был жив, учил меня сам. — Юджи улыбнулся мне. У него была милая улыбка. Между передними зубами была небольшая щербинка, отчего он выглядел моложе, чем был.
— Долгое же путешествие ты проделал, чтобы попасть на свадьбу Баланчиных, — заметила я.
— У меня тут другие дела, и я друг невесты, — сказал он и сменил тему: — Потанцуешь со мной, Аня?
Я посмотрела в сторону очереди за напитками — Вин был где-то в середине.
— Я тут с другом.
Юджи рассмеялся:
— Нет, я не имел в виду ничего такого. Я уже практически женат, а ты слишком молода для меня. Прости, но я до сих пор вижу в тебе маленькую девочку, и мои чувства к тебе можно назвать отцовскими. Думаю, мой отец хотел бы, чтобы я с тобой потанцевал: а твой парень вряд ли будет возражать против старых друзей вроде меня.
Он предложил мне руку, и я взяла ее.
Оркестр играл медленную мелодию. Хотя у меня и не осталось к Юджи романтических чувств, танцевать с ним было не в тягость. Он отлично танцевал, и я сообщила ему об этом. Юджи сказал, что в детстве отец заставлял его брать уроки танцев.
— Когда я был ребенком, мне казалось, что уроки танцев — невосполнимая потеря времени, но сейчас я благодарен за это умение.
— Потому что женщинам это нравится?
Кто-то похлопал меня по плечу. Я думала, что это Вин, но нет, это оказался мой кузен Джекс.