Право на возвращение
Шрифт:
Брам заглянул в конверт, полученный от Джонни. Там оказалась фотография Сары, она лежала на спине, сложив руки, словно спала; белое платье, розы и гиацинты на груди, глаза закрыты — снимок, сделанный на смертном одре. Брам убрал фотографию в конверт. Может, потом у него достанет сил снова посмотреть на нее.
Теперь можно закрывать дело.
В первые недели родители, обратившиеся к ним за помощью, звонят по десять раз на день, посылают эсэмэски, мэйлы, пытаются принимать участие в розысках, надеясь заглушить боль потери, и от этого неизбежно возникают личные связи. Делом Сары Лапински занимался Икки. Если
Он сидел на своем месте, глядя вперед. Икки упрямо молчал. И вдруг отчаянно заорал:
— Да, я знаю, я совершил ошибку! Ну, извини!
— Твой приятель Самир надул тебя.
— С этим asshole [6] я еще разберусь. Мы не можем вернуться другой дорогой?
— Нет.
— К блокпосту ведет только одна дорога?
— Да.
— Shi-i-it, [7] — протяжно выдохнул Икки.
— Предчувствия?
6
Задница (амер.).
7
Дерьмо (англ.).
— Опять твой сраный сарказм.
Они миновали рынок неподалеку от блокпоста. Женщины, закутанные в паранджу Мужчины в нелепо-просторных женских платьях.
— Ее мать, — сказал Икки, — придется рассказать ей.
— Я знаю.
— Я сам расскажу, — пробормотал Икки. — Я виноват.
— В чем?
— Я дал ей надежду.
— Ты что-то рассказал ей?
— Почти ничего.
— Почти ничего — это слишком много.
— Ты уверен, что нет другой дороги? — спросил Икки, снижая скорость.
— Господи, Икки, заткнись, псих несчастный, — не выдержал Брам. — Езжай куда едешь!
Икки осуждающе покачал головой, но прибавил газу.
Старый город остался позади, они подъезжали блокпосту. Стена, электросенсоры, камеры и переходной шлюз — выходит, евреи фактически смирились с тем, что Яффа больше им не принадлежит. В городе они не встретили ни одного еврейского солдата. Армия следила за порядком с воздуха, а стены, крыши, дороги были нашпигованы электроникой; иногда аппаратуру скрывали даже под многослойными одеждами женщин. Слишком опасно было посылать туда патрули.
Время — час дня. Скоро улицы Яффы опустеют: жители разойдутся по домам в поисках прохлады.
Икки выпрямился и вцепился в руль, словно это могло его успокоить.
— У блокпоста никого нет, — сказал Брам. — Никого, кто мог бы нанести нам вред. Что там может случиться?
— Маскарад, — ответил Икки, — маскарад, несущий страдания.
— Ты именно это чувствуешь?
— Да.
— А с Самиром у тебя предчувствий не было?
— Все время ныл.
— Это благодаря Самиру ты сейчас наложил в штаны от страха. Если б не его ложь, тебе не пришлось бы сюда ехать.
— Может, он и сам не знал.
— Кажется, ты только что собирался с ним разобраться?
— Какая Самиру выгода от того, что он послал нас к Джонни?
— А пачечка банкнот, которую мы захватили с собой? Самир и представить себе не мог, что Тарзан окажется таким честным. Только подумай, Икки, кого мы встретили: честного араба, которого звать Тарзаном. Помешанного на баскетболе.
— Самир посмеялся бы вместе с нами.
— Кстати, о баскетболе. Сколько времени сейчас в Хьюстоне?
Икки пожал плечами:
— Семь часов разницы?
— Восемь. Там сейчас раннее утро. Или передача идет в записи.
— Ну и что?
— Он сказал, что поставил деньги. Но это старая запись. Он наврал нам.
— Ну и что? — повторил Икки.
— Зачем это ему? Зачем ему надо было показать нам, что он игрок?
— Я знаю одно: ты — самый большой параноик из всех, с кем я знаком. Когда ты собираешься поговорить с матерью Сары?
— Прямо сейчас… нет, сейчас мне надо на работу. Завтра. Я схожу к ней завтра.
— Раньше ты так не говорил, раньше ты говорил, что родители должны сразу…
— Так то раньше. А теперь будет по-другому. Я пойду завтра, о'кей?
Икки ударил по тормозам, и машина резко встала. Это, без сомнения, должно было привлечь внимание солдат. Три сотни противотанковых ракет взяли их на прицел.
— Я так не могу, — сказал Икки.
Брам, потеряв терпение, заорал:
— Черт побери, провидец хренов! Хватит выдрючиваться! Вылезай, я поведу!
Икки кивнул. Они вылезли и обменялись местами. Мобильник Брама бибикнул. Он торопливо выхватил трубку из кармана, взглянул на экран: «номер не определен». Брам нажал кнопку «громкой связи».
— Профессор?
— Хаим?
— Профессор, что с вашим автомобилем?
— Все в порядке, просто мне захотелось попробовать… Никогда не водил машин с правым рулем.
— Не самое лучшее место вы выбрали, профессор.
— Больше никогда не будем так делать, Хаим.
— Я проведу вас через шлюз побыстрее.
— Спасибо. Откуда у тебя мой номер?
— Чему ж тут удивляться, если в моем компе записано, в котором часу сегодня утром пописал ваш пес. В каком, собственно, времени вы живете, профессор?
С некоторых пор Брам плохо ориентировался во времени. Который сейчас год? И как далеко продвинулись наука, техника, нравственные нормы? Одно он знал точно: время твердой веры в завтрашний день, который станет чудесным продолжением сегодняшнего, продолжением успехов, честолюбивых надежд, сознательной ответственности и любви — давно прошло и не вернется.
— В давно прошедшем, Хаим, — ответил он.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ