Право на вседозволенность
Шрифт:
– Садись!
– велел он.
– Сегодня ты будешь принимать решение жить подсудимому или умереть.
– Я?!
– чуть не задохнулась от такого известия Юлиана.
– Почему я?
– Пора учиться выносить приговоры.
Юлиана окинула взглядом гудящую в ожидании развязки толпу и поежилась. Неужели ей придется выступать перед всеми этими людьми? Во рту тут же пересохло от страха. Карминский ухмыльнулся и сел справа от нее.
– И что я должна буду сказать?
– пролепетала она.
– Что сочтешь нужным. Я бы отправил его на эшафот, и чем скорее, тем
Девушку забила нервная дрожь. Судья ободряюще сжал под столом ее руку.
– Все мы когда-то начинали, - успокаивающе шепнул он и объявил о начале заседания.
Когда ввели подсудимого, Делайн ждал новый шок. Вместо матерого убийцы, которого она себе представляла, она увидела невысокого веснушчатого парнишку. По-детски трогательные черты лица, растрепанные темно-рыжие кудри и растерянный испуг в широко распахнутых глазах.
Подсудимому дали последнее слово. Слушая его, герцогиня неотрывно смотрела на его мать. Отчаяние этой женщины окатило Юлиану с головы до ног, поглотило все окружающие ее звуки, запахи, образы. На какое-то время она слилась с исступленно боявшейся лишиться своего единственного ребенка матерью, сама стала ею. Ощутила набрякшие, саднящие от непрерывных слез веки, боль в сорванных от криков голосовых связках, обездвиживающее бессилие во всем теле и стиснутое невыносимой болью сердце.
Судья что-то шептал ей, но она его не слышала и не видела: перед ее мысленным взором были лишь полные мольбы глаза ее ребенка. "Мама, спаси меня! Спаси!" - беззвучно заклинал он.
Карминский сильно сдавил ее пальцы и наваждение ушло, оставив после себя тяжелый тошнотворный осадок.
– Милорд, позвольте мне не участвовать в этом!
– помертвевшими губами попросила Юлиана.
– Не устраивай сцен!
– презрительно скривил губы инкатор.
– Тебе нужно сказать лишь несколько слов. Это проще, чем прочитать стишок на детском утреннике!
– Я не смогу!
Судья молча разложил перед ней пачку фотографий изувеченных жертв обвиняемого. Герцогиня в полном шоке уставилась на превращенные в кровавое месиво лица жертв. Кошмар! Они словно в мясорубке побывали!
– Хорошо, - подозрительно быстро согласился Жнец.
– Тогда я его объявлю умалишенным и отпущу. Прямо сейчас. Он полежит полгодика в психушке, а потом снова пойдет убивать.
Юлиана ахнула.
– Но почему вы хотите его отпустить?!
– Да потому, что одна истеричная девчонка никак не хочет брать на себя ответственность за принятие решений, и я не знаю, как иначе убедить ее это сделать!
– прорычал он.
– Поэтому, отпуская его, я надеюсь, что это за меня сделает десяток-другой новых жертв этого конопатого купидончика! Такой вариант тебе по душе?
– Не по душе, - опустила глаза Юлиана.
– Так повесь этого ублюдка, чтобы другим неповадно было!
И она это сделала. Собрала волю в кулак и ни разу не дрогнувшим голосом объявила приговор.
Спустя двадцать минут они уже ехали обратно в академию. Герцогиню всю трясло. Она только что убила одного человека и лишила смысла жизни другого. До вынесения приговора
Карминскому надоело сидеть молча.
– Ну что ж, с почином вас, инкатор Делайн!
– сказал он.
– До сих пор нервничаешь, да? Брось! В будущем приговоры станут для тебя повседневной рутиной, быстро привыкнешь.
– Помогите мне избежать такого будущего!
– попросила Юлиана.
Инкатор ласково похлопал ее по руке.
– С радостью выполню твою просьбу, но сперва сделай для меня сущую безделицу… - Он склонился к уху девочки и доверительно прошептал: – Убей Оберона! Обещаю, я тебя тогда к инкатории на пушечный выстрел не подпушу, и даже шоколадку тебе куплю!
Юлиана молча отвернулась к окну.
– Согласись, - отодвигаясь от нее, продолжил Карминский, - его смерть немедленно решит большинство наших с тобой проблем! Тебе не придется проходить со мной через все круги ада, а мне не придется выдумывать какие бы еще сделать тебе пакости, чтобы ты убедила его выбрать тебе другое занятие!
– Даже вы не можете его в этом убедить, что говорить обо мне?
– Ничего, скоро истекут два отведенных им на твое взросление года, и тогда наши практические занятия прибавят тебе убедительности!
– оптимистично заключил Карминский.
– Хотя до сих пор понять не могу, как можно так отчаянно отбрыкиваться от свалившегося на тебя счастья? У тебя просто мозгов не хватает, чтобы оценить какой потрясающий подарок сделал тебе Оберон, какую честь оказал!
– И что же он подарил мне кроме вашей кабалы?
– апатично спросила Юлиана.
– Самый мощный наркотик в мире: право на вседозволенность! Я не променял бы его ни на что другое, даже если бы мне взамен вернули молодость!
Девушка оторвала взгляд от окна и с удивлением посмотрела на Жнеца. Впервые он говорил о чем-то с таким упоением.
– Мы с вами слишком разные!
– сказала она.
– Мне это не нужно.
По лицу Карминского пробежала странная, но весьма тревожащая улыбка. Такая бывает у мудреца, который наперед знает все поступки человека.
– Ошибаешься, девочка... Мы с тобой из одного теста, и скоро ты это поймешь...
***
В первую пятницу мая произошло чудо: одиночеству герцогини пришел конец - к ней подселили соседку. В тот вечер, получив от учителя очередную взбучку, Юлиана сидела перед разложенными на кровати справочниками, не зная с какого начать. Каждый из них вызывал у нее стойкое отвращение, а распухший от обилия информации мозг умолял об отдыхе. И тут в ее дверь кто-то постучал. Она слезла с кровати и пошла открывать, гадая, кто это решил заглянуть к ней в такое время. Уборщица приходила к ней по утрам, пока она была на занятиях, а других посетителей у нее не бывало.