Право на жизнь

Кетчам Джек

* * *

Кэт жалела, что не может позвонить Гейл. Ее лучшей и самой старой подруге. Они познакомились еще в школе медсестер и остались друзьями, хотя сейчас Гейл жила в Нью-Йорке, работая в Бельвью. Но Стивен всегда боялся, что кто-нибудь неожиданно заглянет к ней. Ей не позволялось заводить и общаться с друзьями.

Это было несправедливо.

Она ненавидела изоляцию.

Кэтрин подумала, что Сара не единственная, кто находится здесь в заточении.

Конечно, у нее была работа в больнице, она выходила из дома пять дней в

неделю, но у нее не было друзей среди персонала. Он также запретил ей ходить куда-либо, кроме работы и магазина в одиночку, пока все не закончится. Так что она осталась с домом, подвалом, телевизором и - все.

Он почти совсем перестал ее трахать. А это было уже тревожным симптомом – он всегда был ненасытен.

На шестой день она ехала домой с работы под проливным дождем и сразу побежала наверх, чтобы снять промокшую одежду и принять горячий душ, а когда спустилась вниз, вытирая волосы полотенцем и желая взять колу из холодильника, то увидела, что дверь в подвал открыта. На мгновение ее охватила паника, она подумала, что каким-то образом пленнице удалось выбраться из Длинного ящика, вырваться на свободу. Пока она не выглянула в окно и не увидела, что пикап Стивена припаркован за ее машиной на подъездной дорожке.

Она спустилась вниз и увидела, что он даже не потрудился переодеться, оставаясь в своей рабочей одежде, которая была такой же мокрой, как и ее. Мокрые опилки облепили его джинсы у щиколоток.

Он уже вытащил Сару из ящика и, приковав к крестовине, бил ее по заднице веслом. Он держал весло в одной руке, а член в другой. Кэт повернулась и пошла наверх. Ей было противно смотреть на них обоих. Ярость и ревность душили ее.

Она прекрасно понимала, почему злится и испытывает отвращение к Стивену.

Но ее чувства к Саре были более сложными.

С одной стороны, Сара была как бы соперницей. Он точно никогда не бежал домой, чтобы заняться с ней сексом через пять минут после того, как вошел в дверь.

Но она также понимала, что Сара в каком-то смысле была и ее спасительницей. Возможно, если бы не было Сары, то экзекуции подвигаться могла бы сама Кэтрин, судя по тому, как возрастали садистские аппетиты мужа. И если ее сексуальная жизнь в эти дни практически отсутствовала, то и извращенные игры, в которые ему всегда хотелось поиграть, тоже.

Так почему же я так злюсь на нее? Почему она мне так противна?

С отвращением все было просто. Тусклые немытые волосы. Вонь пота, а иногда и мочи. Она могла догадаться, что отвращение вызвала обычная ревность. Ревность к ребенку, которого та носила в себе, и ревность к тому, что он хотел ее - хотел ее, несмотря на грязь и запах. Но она все время возвращалась к тому факту, что не должна ревновать к пленнице – Стивен делал Саре больно, унижал и истязал ее, и ревновать ко всему этому?

Это каким же надо быть больным человеком, ради всего святого.

Это сбивало ее с толку.

Может, я сумасшедшая?

Время от времени она всерьез задумывалась об этом.

Наверное, нужно быть сумасшедшей, чтобы жить с ним.

Но до сих пор она держалась. Она знала, что доиграет до конца. Она лгала Саре и была ласкова с ней - превращалась в лгунью мирового класса - принимала ее сторону в таких мелочах, как душ и кошка, спокойно и серьезно говорила с ней об Организации. Все это было притворством. Посмотреть, что из этого выйдет.

А все становилось только хуже.

Она не хотела этого. Стивен подшучивал, уговаривал, кричал и, наконец, угрожал, так что в конце концов она сдалась, спустилась вниз, сбросила одежду и уселась пленнице на лицо. Сначала ничего не происходило. Сара не проявляла инициативы. Кэт чувствовала ее влажные и вялые губы на своих половых губах, но эти прикосновения не доставляли ей удовольствия, поэтому Кэт сама начала двигаться, не ожидая многого, но делая все сама, без всякого руководства со стороны Стивена, и даже без всякого содействия снизу. И уже вскоре поняла, что взорвется на хрен. Она интенсивно елозила промежностью по лицу Сары, и сама контролировала процесс, сохраняя полную власть над своим телом и над телом Сары, полностью регулируя темп и движения, пока, наконец, не стала содрогаться, трепеща в тисках самого мощного оргазма за всю свою жизнь.

Это было невероятно.

И это только еще больше усложняло ее чувства. Что это с ней произошло? Ведь раньше она даже не думала о сексе с женщиной. И именно с этой женщиной, их пленницей, пленницей Стивена, а теперь, после этого, и ее собственной.

В ночь на четырнадцатый день Кэт дождалась, пока Стивен уснет. Она сняла фонарик с крючка на кухне и тихо спустилась вниз. Оказавшись в подвале, села в кресло и водила лучом фонаря по длинному ящику, досадуя на себя и не понимая, какие мысли и чувства привели ее сюда. Она была раздражена на Сару и на Стивена тоже.

Кэтрин представляла себя внутри ящика. Как она дышит в нем, как поднимается и опускается ее грудь. Представляла медленное шевеление ребенка у себя в животе.

Она представляла себя ею.

ГЕСТАЦИЯ^[17]

Глава 14

Она нашла оборудование совершенно случайно.

Прошли месяцы, и к тому времени многое изменилось.

Во-первых, она знала, кто они такие.

Стивен и Кэтрин Тич. Сорок шесть и сорок четыре года соответственно. Они познакомились семь лет назад в палате больницы Святого Винсента в Сассексе, штат Нью-Джерси. Сара знала, где она сейчас находится - в маленьком сельском городке в нескольких часах езды к северо-западу от Нью-Йорка, где он был пациентом, а она - его дневной медсестрой. Он чуть не выбил себе глаз щепкой, когда задел электропилой сучок в бруске 2х4. Они начали встречаться, а через шесть месяцев поженились.

Оба были единственными детьми у своих родителей, которых уже не было в живых. Кэт была католичкой, а Стивен - баптистом, хотя ни тот, ни другая больше не ходили в церковь. Стивен любил хвастаться, что это не имеет значения, он прочитал Библию шесть раз от корки до корки, и стал лучше разбираться в религии, чем сам Папа Римский. Они любили боевики и комедии, китайскую еду и пиццу. Они совершенно не любили работу по дому. Особенно мытье посуды. Как будто остатки еды вызывали у них отвращение. У них не было никаких заметных увлечений, если не считать митингов и демонстраций против абортов, на которые они больше не ходили, после того, как похитили ее. Они ни с кем не контактировали, если не считать Организацию. Читали только журналы - даже газет не было. Новости они узнавали с экрана телевизора. Говорили, что так проще.