Право остаться
Шрифт:
– Хм…
– Это значит, что он вернется не раньше чем через две недели, а ждать мы не можем. Нет ли у вас, Андрей Викентьевич, кого-нибудь на примете?
– Даже не знаю… – протянул он и задумался.
– Вы подумайте. Я бы и собак купил, но сейчас в городе не найдешь ни одной приличной упряжки! Раскупили эти… – Я кивнул в сторону толпы переселенцев. – Горе-старатели.
Собачью упряжку купить не удалось, каюра нанять – тоже. Сезон, как вы понимаете, не самый удачный для ближних поездок. Пришлось обратиться к хозяину гостиницы, который, хоть и без особого желания, посоветовал одного мужичка, промышляющего «извозом». Посоветовал,
Каюр не понравился. Грязный, лохматый, собаки какие-то полудохлые. Однако выбирать не приходилось, и через два дня, забрав скудные пожитки господина Челищева и купив два мешка пельменей для Брэдли, мы ушли из города.
23
Раздался выстрел, и пуля ударила в дерево. Прямо над головой. Черт побери! Ненавижу это глухой звук! Горячий свинец срезал ветку, и меня осыпало алмазной снежной порошей. Пора отсюда убираться! Перекатился в сторону и даже успел прихватить пригоршню снега. Жадно сожрал, а остаток размазал по разгоряченному лицу. Сердце колотилось как бешеное. Вот ведь дьявол! Ведь не первый раз в перестрелке, а до сих пор никак не привыкну! Я прижался к холодному дереву и почувствовал запах хвои. Легкий, почти неуловимый запах детства. Расслабился! Выстрел! В глаза брызнула мелкая крошка сосновой коры. Вот ведь, с-с-сука! Так и попасть недолго!
– Саша, ты как, живой?! – слева раздался голос Челищева.
– Вашими молитвами, Андрей Викентьевич! Вашими молитвами!
– Ну и славно! Сколько их там?
– Было четверо, одного сделали. Значит, трое еще ползают. Каюр, паскуда…
– Да, сволочь изрядная!
– Вещи твои, – загоняя патроны в магазин, усмехнулся я, – тю-тю… уехали!
– Черт с ними, с вещами! Жаль, винтовкой я так и не разжился. Незачем было.
– Согласен, с дробовиком здесь делать нечего. Не переживай, приедем в долину, я тебе комбинашку подарю! Шикарная вещь!
Выстрел! Свистнула над головой пуля. Еще одна! Разошлись мальчики! Эдак и убить могут! Кто же у них там меткий такой? И ведь не видно его, сволочь! Лежит себе на склоне между елок, патроны тратит.
– Ловлю на слове, Александр Сергеевич! – послышался смех Андрея.
Нет, он все-таки молодец! Под пулями, с рукой в гипсе, давешние синяки еще не сошли, а зубы скалит, как на вечеринке! Сильный парень! Уважаю таких!
– Не вопрос, Андрей Викентьевич! Там не ружье, а просто заглядение!
– Шурка, слева!
– Вижу!
Между деревьями мелькнула серая фигура. Вон он – рядом с елью упал. Только капюшон с меховой оторочкой и торчит из сугроба. Сейчас отдышится, осмотрится и начнет стрелять как заведенный, пока дружки к нам подбираться будут. Нет, парень, извини, не доставлю я тебе такого удовольствия! Здесь и останешься, падла… Вдох, полувыдох… Выстрел! Есть!
– Саша!
– Все пучком! Еще одного сделал… с божьей помощью.
Все началось через четыре дня после нашего отъезда из Форт-Росса. Нас догнали четыре человека на собачьих упряжках – и вот началась перестрелка. Даже поздороваться не успели. Наш каюр, как только раздались первые выстрелы, щелкнул бичом, присвистнул, крикнул что-то очень матерное и был таков. Нарты были почти пустые, так что убежал без проблем. Не в спину же ему стрелять, этому паскуде, да и некогда было – самих накрыли, прижали в распадке, и вот – лежим, отстреливаемся. Господи, если выпутаемся из этой переделки, я просто обязан напоить Марка Брэдли отборным бренди! За науку! Какую именно? «Не клади рюкзак на нарты, приятель! Нигде и никогда!» Вот и получилось, что мои пожитки оказались со мной, а значит – и патроны тоже. С Челищевым хуже получилось – его пожитки уехали.
Неожиданно кто-то гикнул, свистнул, послышался визгливый лай собак, и на гребне холма появилась собачья упряжка. Черт побери! Уходят? Не может быть! Вот уж радость-то какая… Знать бы, какого черта они вдруг сорвались…
– Андрей! Ты в Бога веришь?
– Верю.
– Вот и славно, – я привалился спиной к сосне и вытер снегом лицо. – Вот и славно…
Один из нападавших был ранен. Не скажу, что это меня сильно обрадовало, но хоть какая-то польза от него будет – успеем допросить. Парень валялся без сознания, а когда начали обыскивать, вдруг очнулся. Пришлось двинуть его прикладом, чтобы баловать не надумал. Здоровый бутуз. Морда знакомая – один из тех вечерних знакомцев.
– Мне бы не хотелось тебя пытать, парень, но ты не оставляешь мне выбора. Ты подумай, может, облегчишь душу перед смертью?
– Александр… – подал голос Челищев.
– Что?
– Здесь не знают исповеди.
– Жаль, – пожал плечами я и повернулся к пленному.
Несколько секунд смотрел на этого здорового парня, похожего на пойманного и опутанного веревками волка. Только деревяшки в зубах не хватало, для полного сходства. Губа разбита, на бороде слюни розовые застывают.
– Итак… Ты кто?
– Человек.
– Вижу, что не медведь. – Я, сам того не желая, повторил фразу Марка Брэдли, которой он меня встретил в этом мире.
– Охотник.
– Врешь, мерзота! Охотники – они сейчас на промысле, соболька добывают. Какой же ты промысловик, если по кабакам углы отираешь? Сявка ты на побегушках у приятеля своего, которому я ногу прострелил. Охотник, мать твою налево! Дважды в меня стрелял, а все мимо. Пьянь ты подзаборная, а не промысловик. Ну что, скажешь, это не так?
Он не ответил. Скосил глаза в сторону, а на лице появилась угрюмо-обреченная маска жертвы. Мол, не хочу я с тобой разговаривать… Р-р-раз! Его голова мотнулась в сторону, а к разбитой губе еще и нос расквашенный добавился. Чуть кулак не расшиб.
– Ты меня достал, тварь. – Я вынул из кобуры револьвер и ткнул стволом в колено этого бандита с большой дороги. – У тебя есть полминуты на размышление. Потом брошу и уйду. Зверья здесь много…
– Саша, не надо! – опять встрял Челищев. – Я все объясню!
– Ты-то здесь при чем?
– Они за мной гнались.
– Больно ты нужон кому, – презрительно скривился пленник и даже сплюнул.
– Не нужон, говоришь? – усмехнулся я. – Давай рассказывай…
– И какой мне резон с тобой откровенничать?
– Умрешь быстро и без мучений…
История, в общем, банальна до невозможности. Одна молодая вдова, двадцати пяти лет от роду, имела неосторожность взять несколько уроков у господина Челищева. Не знаю, как насчет сольфеджио и прочих музыкальных премудростей, но занятия как-то совершенно незаметно переместились в спальню. Разумеется, Андрей Викентьевич этого не рассказал, но оно и не требовалось – и так понятно. Все бы ничего – дело-то молодое, но ревнивый соперник, которому я ногу прострелил, счел себя безмерно униженным и оскорбленным. Видно, тоже надеялся на нечто подобное. В общем, не поделили девушку.