Право остаться
Шрифт:
– Я кому говорю?
– Чаво сказал? – процедил один из них.
– Оставьте этого господина в покое и ступайте с богом.
– Ты, человек, знаешь, кому угрожаешь?
Вот оно что! Значит, я уже «челаэк»! Какой интересный крепыш. Голосок слабый, хлипкий, но тон важный, с эдакой вальяжной ленцой. На ремесленника не похож – одежда дорогая. Мордашка рыхлая да сытая, от мороза румяная. Кровь с молоком! Сила есть, а вот умишком не блещет! Неужели и здесь золотая молодежь присутствует? Ну да, конечно, куда же без нее…
– Я тебе…
– Сучий ты потрох… – Парень неожиданно отпустил свою жертву и повернулся ко мне.
Избитый мужчина упал на колени и закашлялся. Сильно его избили. Кровью харкает. Все это мелькнуло в мозгу и ушло куда-то в сторону, как лишнее, не ко времени и не к месту. Пока думал, парни вышли из подворотни и начали меня окружать. Медленно брали в кольцо. Здоровенные кабаны. Драться – гарантированно здоровье терять. Одного, естественно, покалечу на всю оставшуюся, а вот остальные, разозлившись за дружка-приятеля, могут и насмерть забить. Синяками не отделаюсь.
– Экий ты хам, братец.
– Иди сюда! – рявкнул самый здоровый из них и, вроде бы разминаясь, нагнулся вперед, прикоснувшись рукой к голенищу унта. Что у него там? Засапожный нож? Плохо. Эдак мне и выхода не остается…
Еще полгода назад я бы тянул время и пытался как-то договориться. Но сейчас… стоял и спокойно смотрел на три потенциальных трупа. Они этого еще не знали, но очень упрямо стремились на тот свет. Стоял к ним левым боком, и они даже не заметили, как я револьвер достал.
– Зря вы это затеяли… Ох и зря.
– Вали его… – раздался крик.
Выстрел! Визг!!! Да, пуля в ногу – это больно. Повезло, если только в мякоть. Если кость задета, то и вовсе не завидую. Боль такая, что поневоле взвоешь!
– Стоять, твар-р-ри! – рявкнул я.
Два дуболома, стоящие по краям, замерли и вытаращились на приятеля, который рухнул на снег и визжал как свинья, держась за простреленную ногу.
– Кто первым двинется, – честно предупредил я, – пулю получит не в ногу, а в голову.
Раненый орал как резаный. Визжал, матерился и даже свой нож на снег выронил. Успел все-таки достать. Хорошо, что я успел «приземлить» этого бузотера. Эдакой железякой, если умеючи, можно таких дырок навертеть-наделать – только гробовщик и обрадуется.
– Взяли своего дружка на руки – и к доктору! Или пристава подождем? Нет! Пошли вон!
Они решили не ждать. Верное, в общем, решение. Это я ошибку сделал, что отпустил их живыми и невредимыми. Надо было валить сразу наглухо и не раздумывать. Кто же знал, что эта встреча таким боком обернется? Это будет потом, позже… Да, я опять забегаю вперед, но такова уж привычка, а в моем возрасте привычек не меняют.
Парни подхватили стонущего приятеля под руки и, осыпая меня градом ругательств, потащили куда-то вверх по переулку. Я подошел к избитому мужчине и присел рядом.
– Вы живы? Идти можете? Давайте, помогу подняться. – Я попытался взять его под руку, но он вскрикнул и едва не потерял сознание. – Черт побери! У вас, милостивый государь, видно, рука сломана. Кстати, меня зовут Александр Сергеевич Талицкий.
– Талицкий? – удивленно переспросил он и близоруко прищурился, пытаясь разглядеть мое лицо.
– Александр Талицкий, – еще раз представился я и мысленно выругался, помянув своего брата нехорошим словом. Ну как нехорошим… сильно матерным.
– Андрей Викентьевич Челищев, – наконец представился он и закашлялся, роняя на снег крупные капли крови. – Учитель музыки.
– Полагаю, Андрей Викентьевич, что наши ремесла мы и позже обсудим. Давайте-ка убираться отсюда, пока приставы не прибежали. Вы где жить изволите?
– Здесь, неподалеку…
– Тогда поднимайтесь – и пойдем, с божьей помощью. Вам бы сейчас к врачу обратиться не помешало. Руку посмотреть и… вообще.
– Врач есть, – прохрипел музыкант и поднялся на ноги. – Рядом с моим домом живет. Полагаю, что он не откажет в помощи. Соседи все-таки…
– Вот и славно.
Пока мы шли, я смог разглядеть нового знакомого. Ну что тут сказать? Невысок ростом, худощав, пышная копна волос, чеховская бороденка. Черты лица довольно приятные. Носит пенсне, которое мы совершенно случайно обнаружили рядом с местом потасовки. Оно, к счастью, не пострадало. Мужчине лет двадцать пять, не больше. Серое пальтишко и меховой картуз.
– Признаться, я даже не знаю, как вас благодарить… – начал он, но пошатнулся, и я едва успел придержать его под руку.
– Не стоит! Дело, как говорится, житейское.
– Эти люди… Вы зря с ними связались.
– Андрей Викентьевич, – покачал головой я, – согласитесь, оставить вас наедине с этими лиходеями было бы не совсем разумно.
– Вы не представляете… – Музыкант хотел что-то сказать, но его стошнило.
Едва успел увернуться. Похоже на сотрясение мозга. Плохо. Он немного оправился и опять попытался извиниться за причиненные неудобства.
– Лучше не разговаривайте. Скажите, где живет ваш медик?
В гостиницу я вернулся через несколько часов. Поужинал и отправился спать. Мысли путались и перескакивали с одного на другое. Уличная потасовка отошла на второй план, и я опять задумался о своем разговоре с чиновником.
Дмитрий Алексеевич Ростовский… Статский советник, если разобраться – чин не великий. Предел мечтаний для господ «средней руки». Мундир? Увы, тут я пас! Дмитрий Алексеевич, пользуясь тем обстоятельством, что находимся на окраине империи, ходил в партикулярном платье. Интересно, как у него с наградами? И как здесь с наградами вообще? Нет, не претендую, но было бы интересно взглянуть.