Право первородства
Шрифт:
— Удочку, — учитель изучал близкую гладь пруда. — Можно спиннинг. А ещё лучше — шахматы.
Шамиль виновато вздохнул.
Пока ехали, пока километры считали, Александр Петрович размышлял, сумеет ли помочь. Решил, что едва ли. Горячий Шамиль не верил в психику, но по всем описаниям выходила именно она. Чисоев-младший был силён, удачлив и до чёртиков уверен в себе. Такие ломаются первыми. Хорошо, если охранники догадались придержать подарочный «браунинг».
Что поехал — не жалел. Однажды семиклассник Шамиль Чисоев по горячке умудрился угодить
Посреди дамбы машину тряхнуло. Шамиль ругнулся, снизил скорость. Александр Петрович оглянулся. Дорога, уползающая назад, выглядела па диво ровной. Никаких колдобин.
Я чего хочу, Сан Петрович? Хочу, чтобы Артур успокоился, чтобы в город вернулся. Лучше не к себе, а ко мне. Места много, дом большой. Пусть лекарство пьёт, отдыхает. А я пока с делами перетру…
Александр Петрович прикинул в уме высоту холма, вставшего перед автомобилем. Вверх посмотришь — гора горой.
— Сценарий понятен. А если не уговорим?
Ответа дождался не сразу. Сперва взревел мотор, переходя на пониженную передачу, затем дрогнули могучие плечи Шамиля:
— Если… Не надо — если, Сан Петрович! Заломаю его, конечно. Пусть он и младший — заломаю, силой возьму. Нельзя, понимаете? Нельзя! Врат брата ломает! Семье позор, роду позор. Кем же мы, Чисоевы, станем?
Старик хотел возразить, но промолчал. Дети выросли…
Первым их встретил экскаватор Komatsu — оранжевый «японец» с ковшом наперевес. Заморский гость перегородил узкую улицу, грозно порыкивая и вращая стальными гусеницами. Отечественная колея, разбитая ещё в допотопные времена, упорно не желала пускать самурая. Экскаватор сердился, шумел, плевался клочьями синего дыма.
— Ай, Артур! — Шамиль захлопнул дверцу автомобиля. — Скажите, Сан Петрович, зачем ему этот жираф? Чем он думает, жопой, да? Извините…
В том, что самурай объявился в Хитцах по воле младшего брата. Шамиль не сомневался. Как, впрочем, и Александр Петрович. Для такого вывода не требовался Шерлок Холмс с дедуктивным методом.
— Жираф! — с раздражением повторил бывший шестиклассник.
Komatsu-сан то ли услышал, то ли почувствовал. Издав обиженный рёв, самурай преодолел вредную колею и бодро пополз дальше.
— Схожу-ка я. Сан Петрович, на разведку. Вдруг он пулемёт поставил?
Старик, успев к этому времени разобраться с упрямицей-клюкой, аккуратно прикрыл дверцу.
— Вместе сходим, — рассудил он. — Даже если Артур решил построить дот, дальше фундамента дело не пошло. Иначе мы бы наблюдали бетономешалку… Шамиль, ты уверен, что мы здесь нужны? Твой брат мог позвать тебя и вчера, и позавчера. Но ведь не позвал!
Чисоев-старший сдвинул густые брови:
— Не позвал, да. Всё понимаю. Сан Петрович. Взрослые мы, мужчины. Сами кашу завариваем, сами расхлёбываем. Понимаю, а лезу, спасаю. Я теперь в семье старший, мне перед отцом отвечать.
Сжал ручищу в кулак, выдохнул:
— Эх! Хорошо, что отец не видит! Пойдемте, учитель.
На сей раз старик раздумал поправлять бывшего ученика.
12:12
…стекло не он разбил, и рогатка не его…
— Не пустишь, значит?
— Шамиль Рустамович!
— Не пустишь? — тихо, без выражения повторил Чисоев-старший. — Меня не пустишь?
— Шамиль Рустамович! — парень, бледней смерти, подался вперёд. Приложил руку к сердцу. — Простите, ради бога! Что я могу сделать? Артур Рустамович велел: никого. Вася про вас спросил, так он даже отвечать не стал…
Забор был трёхметровый. Ворота сияли новым металлом. Парни, стоявшие у калитки, загораживая проход, походили на два мебельных шкафа. Александр Петрович хмыкнул: два шкафа, один сейф. Кто кого?
Внутри, за оградой, урчал мотор самурая. Японца пропустили, как родного.
— Ты меня. Стас, знаешь, — сказал Чисоев-старший. — Убить не убью, но больно будет. Очень больно, да.
Стас развёл руками:
— Не надо, Шамиль Рустамович! При исполнении мы. С оружием…
И добавил, морщась:
— Простите! Самому тошно!
— Тошно ему…
Шамиль отступил на шаг, сжал кулаки.
Чисоев! — напомнил о себе бывший классный руководитель. — Не вздумай!
Шамиль выругался, не стесняясь присутствием учителя. Прищурился, запрокинул голову, ударил взглядом в безоблачное небо:
— Артур! Дун Шамиль йиго! Гьалъул магiна щиб? Ты, засранец! Решил, что у тебя больше нет брата? Дида мун битiун вичiчiанищ?
Парни отшатнулись: крик был страшен. Громыхнуло, отразившись от ворот, эхо — резкое, жестяное. Казалось, небеса ответили Шамилю ржавой грозой. Александр Петрович едва сдержал усмешку. Силён, Чисоев, силён! Здоров орать, депутат!
Откашлявшись, Шамиль добавил вполголоса:
— Минута — шестьдесят секунд. Жду, потом ухожу.
— Гiедегiуге, брат. Оставайся, гостем будешь.
Старик вздрогнул. Артур Чисоев объявился тихо, как кот.
— …Это мои дела. Мои!
— Плохо говоришь, брат. Злое говоришь…
— Мои! Не тефтель, справлюсь. Ты врача вези из Израиля, Лившица. Пусть сюда летит, не надо Вику беспокоить. Этим и поможешь. С остальным я сам разберусь.
— Почему сам? Меня гонишь, не пускаешь, да? Перед учителем срамишь?!
— Не гоню, брат. Стройка, экскаватор там. Чаю не выпить, гостя не накормить. Вы меня, Александр Петрович, простите, не узнал сразу. Очень рад вас видеть. Шамиль, ты зачем такого уважаемого человека побеспокоил? Вы нас извините, пожалуйста. Сейчас скажу, нам стол во флигеле накроют. Посидим, закусим, как полагается…
Александр Петрович слушал, не перебивая. Перед глазами был школьный коридор, белые двери классов, высокие окна. И мелкий шкодник, пытающийся уйти от ответа. Стекло не он разбил, и рогатка не его, и вообще.