Право первородства
Шрифт:
15:01
…за год уже третьего истукана…
Чисоев-старший спрятал мобильник, взглянул с вопросом. Александр Петрович развёл руками:
— Тут я не советчик. Но предпочитаю верить специалисту.
Шамиль кивнул:
— Лившиц — чудодей. Если говорит, что Виктория полёт выдержит, значит, будем отправлять.
Бывший классный руководитель на миг задумался:
— Но… Там же согласие мужа требуется!
— Хе! — Шамиль усмехнулся. — Ещё вчера оформил. У нас с Артуром подписи всего на одну букву различаются. Взял грех на душу. Если бы так все проблемы решить! Погорячился я насчёт психики, Сан Петрович! Кто же его знал, что у меня не брат, а сплошная психика? В кого пошёл, балбес?
Что ответишь? Объясняться Артур не стал. Задал загадку — и к валуну удрал, экскаватор будить. Тот и рад, взревел, ковшом взмахнул…
— Если что, буду его ломать, — подвёл итог Чисоев-старший. — Не хочу, чтобы другой пулю получил. Он, Сан Петрович, хитрый, не все патроны вынул. Проморгали, да? Семь патронов у «браунинга», а на ладони три штуки лежало. Оставшихся и на нас хватило бы, и на художника. Зря я вас сюда притащил…
— Не зря! Ты, Чисоев, не паникуй. Ясно?
Шамиль осёкся, поджал губы:
— Ясно…
— Не помешаю? Или у вас тут секреты?
Валентин Иванович, на помине лёгок, обозначил своё присутствие запахом скверного табака. Плюхнулся на лавочку, закусил зубами новую «Приму»:
— Оконтурил, можно резать. Жаль, заказчик торопит. У вашего брата. Шамиль Рустамович, гости намечаются? Он здесь целый луна-парк затеял…
Ответа художник не дождался, но ничуть не был смущён.
— А вообще-то, дожил. Только что сдал заказ — мебель под Четырнадцатого Луя. Чтобы, значит, не хуже, чем в Версале. Вы бы видели этого заказчика! Его бы даже на версальской конюшне пороть отказались… Или вдоль рожи бы высекли, по ошибке. Идол ещё ладно, отвлекусь…
— Простите? — Александр Петрович моргнул. — Идол?!
— Бревно видели? Как наш псих вещал? «Наполнылася зэмля його идоламы…» Между прочим. Коля угадал. Я этой мерзости не батька и не заводчик, но за год уже третьего истукана ваяю. Странная, признаться, мода у наших богатеев.
— Истукан? — очнулся Чисоев-старший. — Какой истукан? Зачем истукан?
Вместо ответа художник извлёк из бокового кармана штормовки лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул, отдал Шамилю. Тот взглянул, поднёс ближе к глазам:
— «Согласно законам иерархии, в любом пантеоне имеется верховный бог, часто с функциями громовержца, которому подчиняются все остальные боги. В этом смысле аварский языческий пантеон весь типичен…» Не понимаю, объясните!
— Рисунок — первый сверху. Аварский верховный бог-громовержец Бечед. Идол найден в позапрошлом веке, сейчас хранится в Эрмитаже. Если, конечно, не продали какому-нибудь коллекционеру…
Бывший классный руководитель качнулся к рисунку. Идол ему не понравился. Больно суров. Больно… Крепкая, безжалостная ладонь стиснула сердце. На миг перехватило дыхание. Таблетки лежали в кармане. Ничего, справимся — не впервой. Александр Петрович отвернулся, боясь не совладать с лицом. Ладонь разжалась, отпустила добычу.
— Ха!
На большее депутата и чемпиона не хватило. Лист вернул, голову склонил. Нахмурился:
— Может, это я спятил, а? Может, это мне жену спасать надо?
Дочь спасать, дело спасать? А я в Бечеда-мечеда играюсь?! Кто мне объяснит? Желающих не нашлось. Ответила птица, промелькнув молнией над головами. Крикнула, умчалась ввысь. Эхом донеслось знакомое:
Тюрьма каменна, ой, высока, Ничего в ней не видать, Только видно, только чу… чутко…— Нож! — вспомнил Александр Петрович. — Должен быть ещё нож, каменный.
Художник оглянулся:
— А? Так я же по камню не работаю. Дал Артуру адрес нашей мастерской, где памятники ваяют. Они ему хоть нож, хоть вилку, хоть «Мерседес» из лабрадора. Ладно, товарищи, хорош баклуши бить. Пойду аванс отрабатывать…
Дёрнул подбородком и был таков. Учитель смотрел, как «не-Церетели» идёт мимо работяг, суетящихся вокруг валуна. Хмурился, кусал губы.
— Нож? — изумился Шамиль. — Нож-то для чего, Сан Петрович?
— Для кого…
Ответил, не думая. Перед глазами желтело хлебное поле — без края, без смысла. Узкий просёлок, горячая летняя пыль. Маленький человек, сидевший у края дороги, оказался не слишком сговорчив. Но педагогика — великая наука.
— «Тогда Сепфора, взяв каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего…»
— Что?
— Исход, Шамиль Рустамович. Исход, глава четвёртая.
Сказал и удивился. Не тому, что о Сепфоре, супруге Моисеевой, вспомнил, а тому, что ученик самых простых вещей не понимает. Кровавые жертвы приносят только каменным ножом. Альфа и омега, дважды два — четыре.
Чисоевы, впрочем, мусульмане.
— В Коране этого нет. Коран читали?
— Дядя Расул рассказывал…
— Сепфора — Птица. Супруга пророка Мусы, дочь Иофора, жреца и вождя мадианитян.
В ответ раздался странный звук: мычание или стон.
Бывший шестиклассник с трудом усваивал новый материал. Учитель улыбнулся. Ничего, сообразит! Александр Петрович встал, ткнул клюкой в сухую, покрытую ржавой травой землю. Загадка оказалась из простых. Теперь можно и к Артуру: вразумлять. Но можно и обождать.
Можно? Нужно!
Он зажмурился, крепко-крепко. Вновь увидел поле — яичный желток до горизонта. Вдохнул жаркий воздух. Если ближний твой согрешит, уличи его, и если он покается, прости его. Но сначала требуется уличить.