Шрифт:
Annotation
Впервые опубликовано в Варшаве в 1929 г. Печатается по изданию: Януш Корчак. Избранные педагогические произведения. М., Педагогика, 1979.
Работа занимает особое место в творчестве Я. Корчака. Это его манифест и педагогическая программа. "Каково моё теперешнее отношение к ребёнку и детскому обществу — объясняет брошюра "Право ребёнка на уважение", — писал Корчак в предисловии ко II т. второго издания книги "Как любить ребёнка" (1929).
Януш Корчак
Пренебрежение — недоверие
Неприязнь
Право
Право ребенка быть тем, что он есть
notes
1
2
3
4
Януш Корчак
Право ребенка на уважение
Пренебрежение — недоверие
С ранних лет мы растем в сознании, что большое — важнее, чем малое.
— Я большой, — радуется ребенок, когда его ставят на стол.
— Я выше тебя, — отмечает он с чувством гордости, меряясь с ровесником.
Неприятно вставать на цыпочки и не дотянуться, трудно мелкими шажками поспевать за взрослым, из крохотной ручонки выскальзывает стакан. Неловко и с трудом влезает ребенок на стул, в коляску, на лестницу; не может достать дверную ручку, посмотреть в окно, что-либо снять или повесить, потому что высоко. В толпе заслоняют его, не заметят и толкнут. Неудобно, неприятно быть маленьким.
Уважение и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же повседневен, неинтересен. Маленькие люди — маленькие и потребности, радости и печали.
Производят впечатление — большой город, высокие горы, большие деревья. Мы говорим:
— Великий подвиг, великий человек.
А ребенок мал, легок, не чувствуешь его в руках. Мы должны наклониться к нему, нагнуться.
А что еще хуже, ребенок слаб.
Мы можем его поднять, подбросить вверх, усадить против воли, можем насильно остановить на бегу, свести на нет его усилия.
Всякий раз, когда он не слушается, у меня про запас есть сила. Я говорю: «Не уходи, не тронь, подвинься, отдай». И он знает, что обязан уступить; а ведь сколько раз пытается ослушаться, прежде чем поймет, сдастся, покорится!
Кто и когда, в каких исключительных условиях осмелится толкнуть, тряхнуть, ударить взрослого? А какими обычными и невинными кажутся нам наши шлепки, волочения ребенка за руку, грубые «ласковые» объятия!
Чувство слабости вызывает почтение к силе; каждый, уже не только взрослый, но и ребенок постарше, посильнее, может выразить в грубой форме неудовольствие, подкрепить требование силой, заставить слушаться: может безнаказанно обидеть.
Мы учим на собственном примере пренебрежительно относишься к тому, что слабее! Плохая наука, мрачное предзнаменование.
Облик мира изменился. Уже не сила мускулов выполняет работы и обороняет от врага, не сила мускулов вырывает у земли, у моря и лесов владычество, благосостояние и безопасность. Закабаленный раб-машина! Мускулы утратили свои исключительные права и цену. Тем больший почет уму и знаниям.
Подозрительный чулан, скромная келья мыслителя разрослись в залы исследовательских институтов. Нарастают этажи библиотек, полки гнутся под тяжестью книг. Святыни гордого разума заполнились людьми. Человек науки творит и повелевает. Иероглифы цифр и знаков опять и опять обрушивают на толпы новые достижения, свидетельствуя о мощи человечества. Все это надо охватить памятью и постичь.
Продлеваются годы упорной учебы, все больше школ, экзаменов, печатного слова. А ребенок маленький, слабенький, живет еще недолго — не читал, не знает…
Грозная проблема — как делить завоеванные пространства, какие и кому давать задания и вознаграждения, как освоить покоренный земной шар. Сколько и как разбросать мастерских, чтобы накормить алчущие труда руки и мозг, как удержать человечий муравейник в повиновении и порядке, как застраховать себя от злой воли и сумасбродства личности, как наполнить часы жизни действием, отдыхом, развлечениями, уберечь от апатии, пресыщения, скуки. Как сплачивать людей в дисциплинированные союзы, облегчать взаимопонимание; когда разъединять и делить. Здесь подгонять, ободрять, там сдерживать, здесь разжигать пыл, там гасить.
Осторожно действуют политики и законодатели, да и то часто ошибаются.
И о ребенке взрослые совещаются и решают; но кто станет у наивного спрашивать его мнения, его согласия: что он может сказать?
Кроме ума и знаний в борьбе за существование и за вес в обществе помогает смекалка. Человек расторопный чует поживу и срывает куш; вопреки всем расчетам, сразу и легко зашибает деньгу; поражает и вызывает зависть. Досконально приходится знать человека, и уже не алтари, а хлева жизни.
А ребенок семенит беспомощно с учебником, мячом и куклой, смутно чувствуя, что без его участия где-то над ним совершается что-то важное и большое, что решает, есть ему доля или нет доли, карает и награждает и сокрушает.
Цветок — предвестник будущего плода, цыпленок станет курицей-несушкой, телка будет давать молоко. А до тех пор — старания, траты и забота — убережешь ли, не подведет ли?
Все растущее вызывает тревогу, долго ведь приходится ждать; может быть, и будет опорой старости, и воздаст сторицею. Но жизнь знает засухи, заморозки и град, которые побивают и губят жатву.
Мы ждем предзнаменований, хотим предугадать, оградить; тревожное ожидание того, что будет, усиливает пренебрежение к тому, что есть.
Мала рыночная стоимость несозревшего. Лишь перед законом и богом цвет яблони стоит столько же, что и плод, и зеленые всходы — сколько спелые нивы.
Мы пестуем, заслоняем от бед, кормим и обучаем. Ребенок получает все без забот; чем он был бы без нас, которым всем обязан?
Исключительно, единственно и все — мы.
Зная путь к успеху, мы указываем и советуем. Развиваем достоинства, подавляем недостатки. Направляем, поправляем, приучаем. Он — ничто, мы — все.