Право выбора
Шрифт:
— Где старик?
— На КП — в своем каменном гнезде.
Здание установки пятиэтажное. С двух сторон к нему примыкают помещения, где монтируется все технологическое оборудование. В пристройках первого этажа — насосный узел. Главные циркуляционные насосы, насосы системы охлаждения каналов управления и защиты. Второй этаж — экспериментальный. Центральный щит управления будет на пятом этаже. Тут же — административные комнаты, экранированная комната с электронным оборудованием, аккумуляторная.
Издали — обычное здание, современной угловатой архитектуры, без нарочитой демонстрации его технологического назначения. Территория вокруг будет озеленена. Уютно, спокойно.
А ведь вначале намеревались соорудить вместо
В прошлом году Подымахов выдержал настоящую битву. На Комитете обсуждался вопрос: нужна ли защитная оболочка для установки. Непосвященный лишь пожмет плечами: мало ли возникает всяких специальных вопросов!..
Подымахов оказался в меньшинстве. А вернее, он один отстаивал свою точку зрения: защитная металлическая оболочка — гигантская стальная сфера — не нужна! Зачем транжирить государственные миллионы?..
Тут уж теоретики ринулись в атаку, трясли бумажками. За рубежом, в частности в США, стальные оболочки широко распространены. Как же иначе? Ведь в случае аварии установки оболочка локализует разброс радиоактивных частиц, газов, жидкостей. Интересы безопасности персонала, окрестных жителей диктуют… Достаточно вспомнить взрыв экспериментального Канадского реактора, аварию во французском атомном центре в Маркуле…
Особенно наседал на Подымахова Храпченко.
— Безопасность советских людей нам важнее всяких экономических выгод! — кричал он, и его модный галстук ходил ходуном, как живой. — Мы помним ваши экспериментики, товарищ Подымахов, и не хотим нового ЧП более грандиозных размеров. Я заявляю: хватит! Почему я должен нести ответственность за все сумасбродства Подымахова? Ведь речь идет об установке с натриевым теплоносителем. А что это значит? Я объясню, что это значит, так как слежу за мировой энергетикой. Никто, понимаете, никто не строит подобных установок, не заковав их в стальной шар. Жидкометаллический теплоноситель только и ждет момента, чтобы взорваться, воспламениться. Стоит какому-нибудь сварному шву лопнуть, жидкий радиоактивный металл вступит в химическое взаимодействие с воздухом, с водяными парами — и пиши пропало!
Речь Храпченко произвела впечатление на членов Комитета. В самом деле, зачем рисковать? Под стальной оболочкой все-таки безопаснее.
Напрасно Подымахов приводил убедительные расчеты, напрасно ярился. Все помнили его неудачный эксперимент в прошлые годы. Тогда все закончилось более или менее благополучно. И все-таки Подымахов вышел из доверия осторожных коллег. Ему терять нечего — жизнь прожита. Устроит напоследок этакий радиоактивный фейерверк…
Неожиданно у Подымахова появился союзник: доктор физико-математических наук Федор Федорович Дранкин, тихий, благообразный старикашка. Авторитет Дранкина велик: он блестящий теоретик, лауреат.
У Федора Федоровича огнеупорная логика. Разглаживая седенькие усы, окидывая членов Комитета иронически-зоркими глазами, он говорит негромко, словно мурлычет.
Укоризненно взглянув на Храпченко, покачал головой и стал нанизывать на невидимую логическую нить одно возражение за другим.
Во-первых, сами авторы проектов стальных оболочек отмечают, что аварии установок с разбросом радиоактивных элементов маловероятны. Во-вторых, существуют защитные меры: подсушивание воздуха, окружающего натриевые системы, устройство перфорированных покрытий и так далее. Высокому собранию известно, что ядерные реакции даже в крупной установке, работающей при максимальной температуре, могут дать весьма слабый взрыв. Разговор может идти, на худой конец, лишь о паровом взрыве, но ведь такое может произойти на любой ТЭЦ, где техника безопасности не на высоте. Вежливо, не повышая голоса, Федор Федорович уличил Храпченко в невежестве и демагогии, доказал, что вероятность загорания натрия в системе охлаждения установки ничтожна, почти
Коллеги устыдились, проголосовали за предложение Подымахова. Носорог публично пожал руку Дранкину и навечно зачислил его в друзья. Федор Федорович иногда приезжает к нам из Москвы, и старики часами толкуют о чем-то, забравшись в «каменное гнездо».
Весну мы отмечаем не по календарям фенологов. Тут свой календарь: календарный план монтажных работ. Мы собираем мечту по кусочкам. Высокая концентрация узлов на малых площадях создает невероятные трудности для монтажников. Работа филигранная. Трубопроводы высокого и низкого давления, защитные и опорные металлические конструкции огромного веса. Большой объем скрытых работ. Намного легче собрать самую сложную электронную машину, чем нашу установку. Прочность, герметичность. Контроль узлов и деталей перед сборкой. И еще раз контроль. И еще раз. Все просвечивается рентгеновыми и гамма-лучами. Герметичность проверяется гелиевыми течеискателями. Трубы промывают по нескольку раз обезжиривающими и травильными растворами.
Скоро основные конструкции из-за радиоактивности станут недоступными для ремонта. Вот почему Подымахов вникает во всякую мелочь, требует дополнительного контроля всех деталей и узлов по чистоте. Старик совсем замотался, держится на заварках чая.
Монтажники относятся к нему с почти суеверным уважением. Ведь это он вызвал из небытия могучего духа материи, запряг в узлы и контуры… Никогда еще человеческая мысль не облекалась в такую сложную конструкцию. Все гениальные теории кажутся никчемными при взгляде на груды металла, сплетения толстых и тонких трубопроводов, на насосы, кассеты стержней. Цирконий, кадмий, ниобий, плутоний…
Лезу в «каменное гнездо». Присаживаюсь рядом со стариком. Отсюда видно все, что происходит в центральном зале. Рабочие монтируют так называемый «первичный бак», огромную конструкцию из нержавеющей стали. Это алтарь, святыня, сердце всей установки. В баке — реактор, насосы и трубы первичного натриевого контура. Здесь идет радиографическая проверка почти каждого сантиметра сварных швов. И еще раз надежность, прочность. Оборудование, электромагнитный насос будут погружены в циркулирующий жидкий натрий. Именно в «первичном баке» заключена вся радиоактивная часть установки. Потому-то «первичный бак» требует особой защиты, особой прочности. Боковая защита, верхняя защита… Электромагнитный насос, генератор и двигатель соединяют таким образом, чтобы при необходимости каждый из них можно было вынуть отдельно. Электромагнитный насос требует чудовищной силы тока — двести пятьдесят тысяч ампер! Вот шахта для выдержки тепловыделяющих элементов. Сюда во время перегрузок кран будет перетаскивать радиоактивные технологические каналы. Выгорел канал — его извлекают из активной зоны, переносят в хранилище, закрывают защитной пробкой. Здесь он будет выдерживаться в течение долгих месяцев. А потом, когда потеряет свои опасные свойства, его отправят в контейнере на завод в переработку. В центральный зал входит железная дорога нормальной колеи.
На нас трудится несколько десятков заводов и лабораторий. Каждый день прибывают составы с арматурой и разным оборудованием. В центральном зале, на сборочных стендах бригады производят монтаж. Беспрестанно идет уборка помещений вакуум-насосами.
Монтажом фактически руководит Подымахов. Умудренный годами, он в совершенстве постиг человеческую природу. Такое ответственное дело, как монтаж нашей установки — этой прирученной атомной бомбы, — не может держаться только на доверии. Создано одиннадцать авторитетных комиссий по оборудованию каждого контура, по автоматике и защите, по дозиметрическим системам и дренажным узлам. Главный консультант — Подымахов.