Право выбора
Шрифт:
У пульта управления Коростылев. Властный голос:
— Генератор!
Тяжелые диски между полюсами громадного магнита набирают обороты. Мне кажется, что я чувствую, как стремительно растет сила тока. Может быть, она уже перевалила за миллион ампер. Но главное не здесь. Проблема века решается в разрядной камере — гигантской баранке из металлических колец. Это там, внутри камеры, живет таинственная плазма. Живет тысячные доли секунды.
— ВЧ контур поля на обходе тора!..
Таинственное внутри свершилось.
— Сильная турбулизация из-за аномального сопротивления, — говорю я.
…Снимаю маску. Рядом стоит Лихачев.
— Хорошо работаешь, — говорит он с непонятным мне ехидством.
Я молчу. Бугристое лицо Громыхалыча непроницаемо. Умное, серьезное лицо с крепко сжатыми губами и острым взглядом серых глаз.
— А ты в самом деле мастер на все руки! — Лицо его становится жестким, властным. — Такие в лаборатории нужны. Кого же нам вместо тебя поставить? Разгильдяя Демкина?
Теперь все ясно. Воспитывал, возился, внушал — приходит начальник рангом выше и забирает сварщика. А кто будет работать на стройке?
— Изобретение Харламова с припиской Коростылева в срочном порядке в НИИ направили, — продолжает он хмуро. — И представь себе: вызывают нашего Харламова в институт на неопределенное время. Так что приходится бригадиром Жигарева оформлять. Талантливая пошла молодежь…
Значит, выбывают сразу два бригадира с самых ответственных участков!..
— Молчишь? Ну, ну, молчи.
И, больше не глядя на меня, будто и нет меня тут вовсе, он перешагивает через трубопровод. Весь он — воля и упрямство. Сильный, устойчивый человек. В коридоре гулко отдаются его тяжелые шаги.
Харламова вызывают… Я гляжу вслед Лихачеву, ощущаю пустоту в сердце. Да что я, в самом деле, не имею права на рост?!
Хочется крикнуть вслед Лихачеву: «И в лаборатории и здесь одно общее дело! Должен же быть кто-то там?! Коростылев лучше знает, кого взять…»
И хочется вслед за Скурлатовой спросить: «Почему в жизни все так сложно и запутанно?»
А жизнь, она идет сама по себе, я включен в общий процесс, и никому нет дела до моей мечты о стеклянной лаборатории.
После смены вызывает меня к себе секретарь партийного бюро Сергей Иванович Суздальцев. Суздальцев — мастер по контролю и начальник лаборатории. Это старый производственник и старый партиец, обычно сдержанный и строгий. Но сейчас у него добродушный вид. Это настораживает. Я не люблю, когда у начальства добродушный вид: жди подвоха.
Суздальцев закуривает, говорит с этакой непроизводственной размягченностью:
— Вот ты, я слышал, секретами руководства интересуешься. Так я тебе скажу, в чем секрет руководства: нужен навык, практика нужна. Руководить — это значит правильно расставлять людей и проверять исполнение.
— Я так и думал!
Ему, по-видимому, надоедают теоретические отвлечения, и он резко переходит
— Ну вот что, морячок: бери инициативу в свои руки. Назначаем тебя ответственным за субботник. Покажи, на что ты способен. Мы утонули в снегу. Работы на трассе приостановлены. Нужно всех организовать на уборку снега. Собери партгрупоргов, распределите обязанности и действуйте.
Почему именно я? Есть люди более авторитетные.
Но Суздальцеву так не скажешь.
И вместо того чтобы после смены поваляться на кровати, почитывать книжечки, я скачу по монтажной зоне, договариваюсь, убеждаю, а там, где встречаю сопротивление — у транспортников и хозяйственников, — угрожаю.
Это не просто — поднять всю стройку на уборку снега. А у меня ни малейшего опыта крупного организатора. Я ведь привык действовать в масштабах отделения или бригады.
«Передача части полномочий подчиненным — способ усиления вашей власти», — вспоминаю я одну из «заповедей» Угрюмова и распределяю обязанности между партгрупоргами, комсомольскими и профсоюзными вожаками. Оказывается, во мне есть непреклонность и категоричность! Главное — не нужно страшиться ответственности и не следует воображать, что только ты сознательный и понимающий.
И все-таки, когда организационный период позади и завтра в девять все должны выйти на уборку снега, в душу закрадывается неуверенность: все ли сделал? Сколько человек не выйдет, ссылаясь на объективные причины?
Тут не просто субботник, какие устраивают для наведения порядка и чистоты, — в зависимости от его результатов находится весь производственный процесс! И во главе всего поставили меня…
Всю ночь ворочался. Поднялся до свету. Кое-как позавтракал — и на пункт сбора.
Серое утро. Крутит в воздухе сухой колючий снег, ветер вышибает слезу, заставляет нагибать голову. На востоке постепенно начинает проступать оранжевая полоска зари.
Пытаюсь окинуть взглядом монтажную зону: замело подъездные пути, затерялся в сугробах участок, где начали строить градирню и насосную, не подступиться к зданию деминерализационной станции, к складам, к вентиляционной станции, к паросиловой установке.
Все сейчас молчит, мертво.
Но вот появляются люди. Они тянутся цепочкой со стороны поселка, обгоняют друг друга. Слышен смех. Урчат машины.
Механизм приведен в действие…
— Слушай, главный, — подступает ко мне Устюжанин. — Чай, кофе будут?
— Будут. Подвезут.
— Пусть мне выдадут самую большую лопату… Пришли все, кроме больных. Нечего было волноваться.
Орудую деревянной лопатой, пар идет от головы. А рядом — Юля. Вижу ее сияющие глаза, разрумянившиеся щеки. Почему она здесь? Ведь участков много, и они разбросаны по всей обширной территории… Но она пришла сюда. Значит, и ей необходимо быть рядом со мной…