Право выбора
Шрифт:
— Вы что, парикмахером работали?
— Да что вы!
— Откуда же вы всего этого набрались? Все-то вы знаете. Даже как воловий хвост с луком приготовляется.
— Ну еще бы не знать! Я в детстве волам хвосты крутил. Потому и тянет на светский разговор. Знаете, как удержать любовь мужа?
— Мне это ни к чему. У меня муж помер.
— Извините. Тогда рецепт, как сводить веснушки.
— Передайте его главному механику Чулкову.
О чем они говорят всю дорогу? Просто дурачатся,
— А ты что молчишь, как воды в рот набрал? — это Шибанов мне. — Рассказал бы Юлии Александровне про людоедов…
Голос Родиона:
— Волки!
Теперь и мы видим прямо впереди двух волков. Один из них помельче, это волчица. Рядом с ней волк. Волчице, видимо, хочется остановиться, но злобно рычащая, поблескивающая фарами машина, бешено подпрыгивая, все время наседает.
— Остановите! — кричит Юлия Александровна и выскакивает из машины. Выстрел. Еще выстрел. Волк метнулся в сторону. Ослабевшая волчица, пробежав несколько шагов, садится на задние лапы. Она судорожно хватает воздух широко открытой розовой пастью и без единого звука валится на окровавленный снег.
— Не подходите! — кричит Угрюмов. Но Скурлатова с торжествующей улыбкой подходит к зверю и запускает пальцы в волчью шерсть.
— Готова!
Я вижу лицо Скурлатовой. В нем что-то совсем незнакомое. Щеки раскраснелись, волосы свисают на лоб, глаза блестят.
— Я кровожадная, — говорит она. И сейчас верится в это.
Когда машина отъезжает, я оглядываюсь. На только что покинутом месте вижу волка, который, уткнув морду в сугроб, обнюхивает кровь своей подруги.
…Странное ощущение охватывает, когда зимним вечером возвращаешься к теплу, в то место, которое уже стало твоим домом.
Мерцает огонек вдалеке. Он то где-то внизу, в белесой тьме, то вдруг подскакивает вверх и кажется одинокой звездой. Потом огоньков становится больше, и вот уже вся равнина утыкана огнями. Наш поселок. А за неоновым светом кафе сразу обрыв, пустота, тьма.
Мы сидим в квартире Скурлатовой, обжигаемся чаем. Она уже переоделась, она хозяйка. Приносит что-то с кухни на тарелочках. Мягкие, неспешные движения. Шелк ее платья мерцает голубыми блестками.
Комната обставлена скромно, но вполне современно: две легкие кушетки, низкий столик, кресла.
Беру со столика книгу — «Контроль качества сварки на строительстве». Чем она занята вечерами? Неужели в холодную, вьюжную погоду можно читать при свете ночника «Контроль качества сварки»? А впрочем, читаю же я в свободное время Уилера «Гравитация, нейтрино и вселенная».
Ко мне на колени прыгает огромный черный кот с белыми лапами. Почему он выбрал именно меня? Домашнее мурлыканье. Зеленые фосфорические глаза, как виноградины.
— Его
— А волка убили, — произносит Шибанов ни к селу ни к городу.
— Шкуру после выделки я постелю на пол, — говорит Юлия Александровна. — Боевой трофей.
— Вы смелая женщина! — восхищается Шибанов. — Да, вы удивительная женщина, Юлия Александровна!
— А где ваша дочь? — спрашивает Угрюмов.
— Должна быть в клубе.
— У вас есть дочь? А сколько ей лет? — удивляюсь я.
— Девятнадцать.
— Девятнадцать. Но это невозможно.
Юлия Александровна смеется:
— Вы забываете, что мой муж был намного старше меня.
— Значит, это его дочь?
— Не совсем так. Когда мы убедились, что детей не будет, муж настоял на том, чтобы взять ребенка из детского дома. И мы взяли десятилетнюю девочку. Но настоящей матерью я ей, вероятно, так и не сумела стать. Да вы ее должны знать: Лена Марчукова. Дефектоскопистка на нашем участке.
Я не верю своим ушам. Значит, Лена — приемная дочь Юлии Александровны?..
— И она зовет вас мамой?
— Да нет, конечно. Это было бы нелепо.
Неизвестно почему в воздухе повисает неловкость. Шибанов нервно курит сигарету. Угрюмов поднимается:
— Спасибо за угощение. Пора и по домам.
Поднимается и Шибанов. Мне не хочется уходить в общежитие из теплой, уютной комнаты, но приличие требует…
— А вас я прошу задержаться на минуту, — говорит мне Юлия Александровна. — У меня есть для вас, вернее, для вашего друга Харламова новость. Только зря вы полезли прямо к Коростылеву в обход Лихачева…
— Солидарность.
Мы остаемся вдвоем. Я стою и смотрю на нее, на ее чувственный рот, блестящие глаза.
Она кладет руки мне на плечи и говорит тихо:
— Господи, наконец-то они ушли!.. Как я хотела остаться с тобой!
Мир дробится на осколки. В комнате сразу становится душно.
Кто-то другой говорит моими губами:
— Я остался. Остался…
Уже смелый и требовательный, я обнимаю ее и тут чувствую как бы инстинктивный отпор. Юлия отталкивает меня.
— Подожди, я запру дверь, — говорит она, — а то еще Ленка вернется.
— А мы сегодня же скажем Лене…
— Не совсем понимаю тебя… — говорит Юля, поворачивая ключ. — Что мы ей скажем?..
— Скажем, что любим друг друга, что распишемся…
— Но это невозможно!
— Почему?
— Бред. Ты мне нравишься — не скрою. Но то, что ты предлагаешь… Это же совсем другое! Скажут: оженила на себе молодого рабочего.
Стараясь подавить в себе внутреннюю дрожь, я закуриваю.