Право выбора
Шрифт:
Все чаще и чаще я думаю о Лене, о наших отношениях. Когда ночью белый лунный свет заливает молчаливую больничную палату, я лежу с открытыми глазами, и ощущение бесконечного одиночества охватывает меня. Зачем я усвоил идиотски шутливую манеру обращения с Леночкой? Чтобы всякий раз подчеркивать свое превосходство? Но в чем оно?.. Ну, а если бы вдруг она сказала, что не любит меня, а любит Харламова?.. Видите ли, я даже в мыслях не допускаю ничего подобного! Я слишком уверен в глубине ее чувства и подленько наслаждаюсь своей властью, которая, в общем-то, не имеет под собой никакого реального основания, кроме моей безграничной самоуверенности. Я всегда самоуверен.
И вот, когда я лежу под простыней, лежу и смотрю в белый больничный потолок, мной постепенно начинает овладевать страх: почему ты так уверен в ней? А может быть, она сейчас с Харламовым? Где-нибудь у подъезда, а то и прямо на квартире… Ведь Юлия Александровна покровительствует ему… Холодный пот проступает у меня на лбу, я вскакиваю с кровати и начинаю ходить из угла в угол, выбираюсь в бесконечный, ярко освещенный коридор. Скрежещу зубами от бессильной ярости. Да, я еще болен, болен… Лена, Лена! Я готов кричать — мне без тебя пусто. Еще совсем недавно я старался убедить себя, что равнодушен к тебе. Но это была ложь. А может быть, я просто не заметил, как подобралась эта новая любовь? А не заметил потому, что не хотел замечать. А не хотел замечать потому, что после истории с Таней потерял веру в любовь, в искренность чувств. Мне хотелось в обращении с девушками быть небрежным, и в разговоре с товарищами я выставлял себя этаким человеком без нервов, без чувств. То была жалкая игра с самим собой. Я почему-то решил, что за любовь нет смысла драться. Хватит! И если какая тебя полюбит, то пусть она сама пройдет через все испытания и искусы. Если она любит по-настоящему, то ее не оттолкнет и твое равнодушие, наигранное безразличие. Ты слишком дорого заплатил за предыдущий опыт и, обжегшись на молоке, стал дуть на воду. Тебе, видите ли, потребовалось мучительство любви. Этакий Печорин в брезентовых штанах… Откуда в тебе это жалкое кокетство, недостойное мужчины?.. А теперь ты готов орать от испуга, что ее могут увезти в Москву. Когда же все-таки ты успел полюбить Леночку?
Я думаю об извечной загадке любви. Я сравниваю. И, кажется, нахожу ответ: меня сразу же покорила сила любви Леночки! Ничего похожего не было в моей жизни, не было… Сила любви… Да, да… Этого не было у Тани по отношению ко мне. Силу своей любви она направила на другого. Возможно, меня она и не любила по-настоящему никогда, просто был интерес к парню, который казался человеком особой породы. Бывает и так. И внезапно пришла любовь к Жбанкову, настоящая любовь.
…Если вдуматься как следует, то я вообще-то не верил в то, что было между мной и Юлией Александровной. Наши отношения казались приятным приключением. Была где-то гордыня: такая женщина не обошла меня вниманием! Но какое отношение все это имеет к настоящей любви?..
Я хожу и хожу. Хожу до рассвета. А потом заползаю под одеяло. Сон так и не идет.
— Вам пора пить кофе, — говорит женщина-врач. — Вы выглядите таким усталым! Все-таки я прекращу допуск.
— Пусть идут. Я ведь почти герой, а каждому хочется погреться в лучах славы. Читали многотиражку?
— Нет.
— Там описано, как я героически испытывал полуавтомат Харламова.
— Того красивого молодого человека, который вчера был здесь?
— Да, он теперь известный изобретатель. Приходил поблагодарить и заодно подарил вот этого деревянного осла. — Я протягиваю ей ослика, принесенного Демкиным. — На память. Как автопортрет. Ведь я его всегда называл ослом. Так, в шутку. А он ни с того ни с сего оказался талантливейшим изобретателем. Когда вы меня выпишете?
—
Самые тяжелые три дня. Почему не приходит Лена? Почему никто не приходит? Или врач в самом деле запретила пускать ко мне? Ворочаюсь на жесткой койке. На такую постель нужно укладывать покойников, которым все равно.
— Доктор, нельзя ли выписать меня сегодня?
— Нельзя. Вы еще больны. Может быть токсическая пневмония.
— Я чувствую, мне чего-то недостает… Сколько себя помню, в моей жизни все не так, как у людей. Я кривое полено. Приглашайте гробовщика или отпустите, доктор! У меня невесту уводят, а я тут валяюсь.
Ее лицо смягчается.
— Про невесту это правда?
— Если бы я шутил!
— Хорошо, я вас выпишу. Лежите дома. Пилюли принимайте через каждые два часа.
Я на свободе! Иду, пошатываясь от свежего воздуха. В общежитие вовсе не хочется. Дышать, дышать… Как жаль, что нет ветра.
…Мы стоим с Леной у нашего обрыва. Она уткнулась лицом в мою грудь.
— Да меня просто не пускали к тебе! Кто не пускал? Врачи. Юлия Александровна потребовала, чтобы больного не беспокоили…
Коварство и любовь. Не спрашиваю про Харламова. Мы вместе — и больше ничего не нужно.
— Спустимся к реке.
— Спустимся.
И мы скатываемся вниз.
На реке переплетенные следы.
— Волчьи? — допытывается Леночка.
— Волчьи! Разве не видишь? Эх ты, следопытица! Обыкновенная собака из поселка.
— Ты охотник, правда?
— Правда.
— Расскажи что-нибудь про зверей.
— Вместо сказки? О волчицах. Волчица заманивает глупых псов и увлекает их туда, где ждет, щелкая зубами, голодная стая. Волчица бежит по полю, а за ней, потеряв голову, мчится влюбленный пес. Потом она вдруг оборачивается и без звука хватает своего преследователя мертвой хваткой за горло. И сразу же появляется стая. Визг, хруст костей и все остальное.
— Какой ужас!
— Не теряй, дурак, голову.
— Это как, с аллегорией?
— Без всяких аллегорий. Хочешь про гепарда? Самый быстрый зверь. Сто метров в пять секунд. Величиной с леопарда, а мурлыкает, как домашняя кошка. Про райскую птицу хочешь? Когда ее впервые открыли на Новой Гвинее, орнитологи думали, что она в самом деле райская птица — слишком уж красивая для земной. Но однажды птица, чем-то напуганная или рассерженная, разразилась громким злобным криком, напоминающим карканье. И тогда орнитологи поняли, что ее прекрасное оперение — обман, что в действительности эта птица лишь разновидность вороны.
— Ты чем-то встревожен? Скажи: если бы мы жили вместе и вместе бы состарились, разве мы перестали бы любить друг друга?
— Не знаю, Леночка, а врать не хочу. Я ведь не умею приспосабливаться даже к самому любимому человеку. А иногда мне вообще кажется, что люди любят то, что теряют… Давай поженимся, Леночка!
Она замирает, поднимает на меня сияющие глаза. Потом вдруг как-то сжимается вся и отрицательно качает головой:
— Нет.
— Почему? Ты говорила, что любишь.
— Я люблю тебя, Володя. Одного тебя. Но ты меня не любишь. Вот когда полюбишь…
— Лена!..
— Нет…
15
В контору, в свой кабинет, вызывает меня Лихачев.
— Садись, морячок. Хочу вот с тобой посоветоваться… Ты хорошо знаком с холодной сваркой?
— Прилично. Я ведь еще на флоте алюминий с медью сваривал. Да и здесь, на стройке, приходилось кое-где вести холодную сварку.