Право – язык и масштаб свободы

Ромашов Роман Анатольевич

Термин «гражданское общество», часто употребляемый в научной литературе, публицистике и политике, вместе с тем, вплоть до настоящего времени не получил законодательной дефиниции. Отсутствие единства в подходах к пониманию формы и содержания гражданского общества, объясняет множественность концепций, в рамках которых высказываются различные зачастую противоречивые точки зрения. На мой взгляд, гражданское общество представляет собой неформальное социальное объединение в основу создания и функционирования которого положены принципы самоорганизации, самоуправления, самообеспечения. Члены гражданского общества в своей деятельности руководствуются субъективными интересами, которые не вступают в коллизию с интересами государства, но и не совпадают с ними. Отношения между гражданским обществом и государством в идеале должны основываться на двух ключевых началах: автономности и симбиоза. Автономность гражданского общества по отношению к государству заключается, прежде всего, в фактической способности решать собственные интересы за счет собственных ресурсов. Симбиоз означает, что государство для гражданского общества является социально-пространственной средой «обитания», инструментом установления правового режима организации и функционирования образующих гражданское

общество социальных групп, органом осуществления контроля за законностью и правопорядком. В свою очередь, гражданское общество выступает по отношению к государству в качестве катализатора экономико-правового развития и, вместе с тем, конкурента в области экономических отношений, а также организации осуществляющей общественный контроль за государственной деятельностью в правотворческой и правореализационной сферах. Взаимодействие государства с гражданским обществом представляет собой своего рода контракт, в рамках которого участвующие стороны оговаривают взаимные права, обязанности, ответственность. При этом контракт, представляя собой совокупность правил «предоставления и оплаты услуг», исключает какие бы то ни было моральные притязания и обязательства сторон по отношению друг к другу. Каждая из сторон вправе разорвать сложившиеся отношения в любой момент, при условии, что это не нарушает условий контракта [477] . Выполнение «контракта» заключенного между государством и гражданским обществом влечет накопление «социального капитала», представляющего собой набор неформальных ценностей и норм, которые разделяются членами группы и которые делают возможным сотрудничество внутри этой группы. Если члены группы смогут рассчитывать на то, что другие будут вести себя честно и на них можно будет положиться, то они смогут доверять друг другу. «Доверие подобно смазке, которая делает работу любой группы или организации более эффективной» [478] . Таким образом, основу взаимодействия государства и гражданского общества составляет определенный запас «социального капитала», обусловливающего доверие сторон-партнеров и, как следствие выполнение ими предусмотренных контрактом обязательств.

477

См.: Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.:ООО «Издательство АСТ», 2004. С. 20

478

Там же. С. 30.

При таком подходе права и свободы человека и гражданина могут рассматриваться в двух ракурсах. С одной стороны, «человек, его права и свободы являются высшей ценностью», а «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина представляют обязанность государства» (ст. 2 Конституции России). В подобном понимании права и свободы личности представляют собой объект, задающий направленность взаимодействия государства с гражданским обществом. С другой стороны, сами права и свободы являются инструментами правового поведения, с применением которых могут быть связаны как правомерные, так и противоправные акты. В данном случае следует согласиться с мнением Ф.Фукуямы о том, что социальный капитал и гражданское общество не всегда приносят пользу. Так, мафия и ку-клукс-клан являются составными частями американского гражданского общества; обе организации владеют социальным капиталом, но обе приносят ущерб здоровью общества в целом [479] .

479

Там же. С. 33.

Можно сделать следующий вывод: отношения между государством и гражданским обществом представляют собой взаимодействие автономных субъектов, которые могут как сотрудничать, так и конфликтовать друг с другом. В рамках модели «сотрудничества» имеет место контракт государства с гражданским обществом, направленный на достижение взаимовыгодных результатов. В качестве важнейшей составляющей такого контракта выступают права и свободы человека и гражданина на реализацию и защиту которых, по сути, направлены действия как гражданского общества, так и государства. В том случае, если взаимодействие государства с гражданским обществом приобретает конфликтный характер, это приводит с одной стороны к нарушению прав и свобод лиц, вовлекаемых в соответствующие отношения, а с другой стороны, влечет злоупотребление правами и свободами и использование их в противоправных целях.

Патриотизм и эгоизм как формы проявления личной свободы

Инструментальный подход к пониманию прав и свобод человека и гражданина, позволяет говорить о них как о юридических средствах при помощи которых индивид осуществляет реализацию своих субъективных интересов. В зависимости от обстоятельств эти интересы могут либо находиться в контексте общегосударственных либо дистанцироваться от них. По мнению А.Н. Кокотова «права человека – способ обеспечения свободы в рамках общества» [480] . Но человек может понимать свои права и свою свободу по разному, равно как по разному эти права и свободы могут оцениваться со стороны государства. Мы рассмотрим две полярные модели: патриотизм и эгоизм.

480

Кокотов А.Н. Доверие. Недоверие. Право. М.: Юристъ, 2004. С. 89.

Прежде всего, следует разобраться со смысловым значением слов «патриотизм» и «эгоизм».

Практически во всех словарях русского языка содержится указание на то, что слово патриотизм происходит от греческого patris – родина, отечество и означает любовь к родине, преданность своему отечеству, народу [481] . Однако, если сравнить представление о Родине у граждан античного полиса с современным представлением, то нельзя не заметить существенного различия. Для гражданина полиса родина и отечество неразрывным образом связаны с родным городом. Жители других полисов никоим образом не воспринимаются в качестве соотечественников. Поэтому не имеет смысла говорить о любви «древних греков» к Греции, равно как и жителей древней Руси к «древнерусскому государству». Патриотизм в современном понимании формируется в имперском Риме. При этом идеология патриотизма основывалась на вполне рациональном стремлении власти снизить остроту противоречий между «столичными» и «провинциальными» римлянами, объединяемыми общей любовью к своей «большой родине» – res publica (государству – общему делу) [482] . В настоящий период патриотизм представляет собой понятие в большей степени морально-этическое нежели правовое. Много говориться о необходимости патриотического воспитания, вместе с тем, не вполне понятно какие качества должны в реальности отличать «истинного патриота». Если рассматривать патриотизм в правовом аспекте, то на мой взгляд следует исходить из признания публичных интересов государства первичными и в социальном смысле более значимыми по сравнению с правами и свободами отдельного индивида (личности). Человек обязан «служить» государству и при необходимости жертвовать своими личными правами (не исключая права на жизнь).

481

См.: Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М.: Изд-во ЭКСМО-пресс, 2001; Словарь иностранных слов и выражений. Минск: Современный литератор, 1999; Современный толковый словарь русского языка. СПб.: Изд-во «НОРИНТ», 2004.

482

По образному выражению Ф. Тенниса «к общности крови – отчасти как заменяющая, отчасти как дополняющая ее – примыкает общность страны, родины, по новому воздействующая на нравы людей… Как женщина-родительница, добавляющая в цепь жизни новое звено, чувственным образом воплощает в себе временную взаимосвязь человеческих тел, так страна знаменует взаимосвязь множества живущих в одно и то же время людей, руководствующихся одними и теми же правилами, которые как бы воплощены в ней». Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2002. С. 327.

В противоположность патриотизму эгоизм понимается как «поведение, целиком определяемое мыслью о собственной пользе, выгоде, предпочтение своих интересов интересам других людей» [483] .

Традиционно эгоизм воспринимается как негативный антипод патриотизма. Однако, если постараться отойти от привычных штампов носящих скорее не логико-правовой, а эмоциональный характер, то становиться видно, что патриотизм и эгоизм представляют собой не более чем полярные категории, которые могут по разному оцениваться в различных ситуациях. К примеру, стремление «немецко-фашистских патриотов» установить «новый мировой порядок» рассматривается как одно из величайших преступлений в истории человечества. С другой стороны, «согласно Адаму Смиту, благодаря рынку каждый человек, преследующий собственную выгоду, увеличивает общее благо. Когда булочник печет булки, он не думает о всеобщем благе, он думает лишь о собственной выгоде. Но в результате его деятельности всеобщее благо увеличивается» [484] . Итак и патриотизм и эгоизм в равной степени могут способствовать достижению общего блага и вносить деструктивные изменения в процессы общественной жизнедеятельности.

483

Современный толковый словарь русского языка. СПб.: Изд-во «НОРИНТ», 2004. С. 946.

484

Латынина Ю. Рой и булочник. Как на самом деле устроена современная Россия // http://prpk.info/publ/roj_i_bulochnik/2-1-0-539

Взаимодействие государства и гражданского общества, как уже отмечалось, может носить и консенсуальный, и конфликтный характер.

В условиях отношений консенсуального типа патриотические и эгоистические устремления личности не только не противоречат друг другу, но напротив выступают в качестве взаимно дополняющих факторов. Гражданин, ощущающий себя самостоятельной частью сильного государства, которое использует свою силу в целях заботы о личных и общественных интересах и их защиты от противоправных посягательств, как правило, согласен добровольно поступиться частью имеющихся у него субъективных прав, если убежден, что это будет способствовать общему благу, которое опосредованно представляется как благо личное.

В случаях же когда призывами к патриотическим чувствам «подданных», по сути, оправдываются стремления «власть имущих» к узурпации властных полномочий и выведению государственной власти из под общественного контроля, неминуемо усиление социальной напряженности и как следствие обострение конфликта между государством (в лице правящей бюрократии) и институтами гражданского общества. При этом эгоистические интересы «властвующей элиты» позиционируются как «истинно патриотические». В свою очередь интересы оппозиции, выраженные в соответствующих правах и свободах оппозиционно настроенных граждан рассматриваются как деструктивные, с последующим применением к ним принудительных мер правоограничивающего характера.

Выводы:

– категории патриотизм и эгоизм представляют собой «социальные полярности» которые следует рассматривать только в контексте конкретных условий политико-правовой реальности;

– консенсуальная модель взаимодействия государства и гражданского общества предполагает отношение к патриотизму и эгоизму как к взаимно дополняющим факторам, одновременно оказывающим позитивное влияние на реализацию публичных интересов государства и частных интересов составляющих его граждан;

– конфликтная модель взаимодействия государства и гражданского общества, представляет собой эклектическое объединение враждебных социальных элементов (бюрократических структур и общественных организаций). При этом государство (в лице властвующей элиты) позиционируя себя в качестве носителя и проповедника патриотизма, одновременно обвиняет в эгоизме любого кто считает возможным отстаивать собственное мнение и позицию, отличающиеся от официально провозглашаемых. На самом деле имеет место противопоставление эгоистических устремлений представителей разнонаправленных социально-политических сил, способное в итоге привести к глобальному кризису и разрушению государственной системы.