Православные старцы. Просите, и дано будет!
Шрифт:
Любовь прихожан к священнику Измайловской церкви не осталась незамеченной властью – в апреле 1950-го батюшка был вызван на допрос на Лубянку и взят под арест. А в октябре осужден на 7 лет лагерей строгого режима.
После освобождения поселение в Москве для отца Иоанна было под запретом, и он оправился в Псково-Печерский монастырь. Из монастыря его направили в псковский Свято-Троицкий собор. Но вскоре на отца Иоанна было заведено новое дело, и для спасения жизни пришлось перебраться в Рязань. В 1966 году отец Иоанн принял монашеский постриг. А через год Святейший Патриарх Алексий I назначил иеромонаха Иоанна (Крестьянкина) на служение в Псково-Печерский Свято-Успенский монастырь.
Одним из послушаний отца Иоанна в монастыре
Русская православная церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль – юлианский календарь, по которому она преемственно молится уже тысячелетие.
Россия как зеницу ока призвана хранить завещанное нам нашими святыми предками Православие во всей чистоте. Христос – наш путь, истина и жизнь. Без Христа не будет России.
Свято хранить церковно-славянский язык молитвенного обращения к Богу…
Когда силы уже оставляли отца Иоанна, он не мог принимать множество людей – молился о них в келии: «Вот я на службы теперь хожу редко, больше дома молюсь, но и в этом много ценного, никто не отвлекает меня от молитвы посторонними разговорами. Ну а как поминать начну, тут уж вся келия наполняется людьми: и живущими, и отошедшими, и все живы, и все толпятся и спешат, напоминая о себе и своих родных».
Отец Иоанн отошел ко Господу 5 февраля 2006 года. Он похоронен в пещерах Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря.
«Старцы – это Божие благословение людям»
Дар прозорливости отец Иоанн скрывал, как истинные старцы. Но в его наставлениях прихожанам, в точных советах чувствовалось нездешнее знание. Когда к батюшке обращались «старец», он знал, что это искушение. И однажды сказал следующее:
Старцев сейчас нет. Все умерли – все там (на небе – Прим. авт.). К ним и обратиться надо, они и помогут. Не надо путать старца и старика. И старички есть разные, кому 80 лет, кому 70, как мне, кому 60, есть старики и молодые. Но старцы – это Божие благословение людям. И у нас нет старцев больше. Бегает по монастырю старик, а мы за ним. И время ныне такое: «Двуногих тварей миллионы, мы все глядим в Наполеоны». А нам надо усвоить, что все мы есть существенная ненужность и никому, кроме Бога, не нужны. Он пришел и страдал за нас, за меня, за тебя. А мы ищем виноватых: евреи виноваты, правительство виновато, наместник виноват. «Примите, ядите, сие есть Тело Мое» – из-за меня Он был распят. «Пийте – сия есть Кровь Моя» – из-за меня Он ее пролил. И я во всем участник. Зовет, зовет нас Господь к покаянию, восчувствовать меру своей вины в нестроениях жизни.
Но часто отец Иоанн обнаруживал свой благодатный дар невольно, и вот каким образом. К вечно спешащему по множеству дел батюшке постоянно тянулись десятки рук за благословением… Батюшка чувствовал, у кого в нем особая нужда. И быстро спрашивал: «А ты с чем пришел?» Прихожане медлят, подбирают слова, а отец Иоанн, не дожидаясь объяснений, отвечает на вопросы и разрешает жизненную задачу: благословляет на лечение, или настаивает отложить операцию, или просит отложить покупку дома.
От любви к ближним, к своим духовным чадам благодатный дар раскрывается, чтобы люди могли стяжать его плоды. В таких случаях покориться воле старца означает – спасение жизни, а неверие равнозначно смерти. Об этом свидетельствуют два рассказа архимандрита Тихона Шевкунова.
Рассказ об утраченной жизни
В Москве жила необычайно интересная и своеобразная женщина, Валентина Павловна Коновалова… Она была такой настоящей московской купчихой и, казалось, сошла с полотен Кустодиева. В начале девяностых ей было лет шестьдесят. Она
Я не раз по послушанию на большом грузовике ездил из Печор в Москву за продуктами для монастыря к Пасхе и Рождеству. Валентина Павловна очень тепло, по-матерински принимала нас, послушников, и мы с ней подружились. Тем более что у нас была любимая тема для разговоров – наш общий духовник отец Иоанн. Батюшка был, пожалуй, единственным человеком на свете, которого Валентина Павловна боялась, бесконечно уважала и любила. Дважды в год Валентина Павловна со своими ближайшими сотрудниками ездила в Печоры, там говела и исповедовалась. И в эти дни ее невозможно было узнать – кроткая, тихая, застенчивая. Она ничем не напоминала «московскую владычицу».
В конце 1993 года происходили некоторые перемены в моей жизни, я был назначен настоятелем подворья Псково-Печерского монастыря в Москве – нынешний Сретенский монастырь, и мне часто приходилось бывать в Печорах. У Валентины Павловны болели глаза, ничего особенного – возрастная катаракта. Как-то раз она попросила меня испросить благословение у отца Иоанна на удаление катаракты в Федоровском институте. Ответ отца Иоанна немного удивил меня: «Нет, нет, ни в коем случае! Только не сейчас, пусть пройдет время!» На следующий день я буквально передал эти слова Валентине Павловне. Она очень расстроилась: в Федоровском институте все было уже договорено. Она написала отцу Иоанну подробное письмо, снова прося благословения на операцию и объясняя ситуацию, что дело это почти пустяшное, не стоящее внимания.
Отец Иоанн, конечно же, не хуже ее знал, что такое операция по поводу катаракты и что она не представляет серьезной угрозы. Но, прочтя письмо Валентины Павловны, он очень встревожился. Мы долго сидели с ним, и он все убеждал меня, что необходимо уговорить Валентину Павловну не делать сейчас операцию. Он снова написал ей, просил, умолял, своей властью как духовника даже приказывал отложить операцию. В это время у меня так сложились обстоятельства, что было две недели свободных. Я больше десяти лет не отдыхал, и поэтому отец Иоанн благословил мне поехать на две недели в отпуск в Крым, в санаторий, и непременно взять с собой Валентину Павловну. Об этом же он написал ей в письме, прибавив, что операцию она должна сделать потом, через месяц после отпуска. «Если она сейчас сделает операцию, она умрет», – грустно сказал он мне, когда мы прощались.
Но в Москве я понял, что нашла коса на камень. Валентина Павловна вдруг, наверное впервые в жизни, взбунтовалась против воли своего духовника. Ехать в Крым она вначале категорически отказалась, но потом, казалось, смирилась. А что касается операции, то она была крайне возмущена, что из-за такой ерунды отец Иоанн «заводит сыр-бор». Я сообщил ей, что, как бы то ни было, но я начинаю хлопотать о путевках, и в ближайшее время мы едем в Крым.
Прошло несколько дней, я получил от Святейшего благословение на отпуск, заказал две путевки, которые в это время года несложно было найти, и позвонил на базу Валентине Павловне, чтобы сообщить о нашем выезде.