Правосудие бандитского квартала
Шрифт:
Роберт помогает мне подняться, я прихрамываю, и это не притворство.
– Книга, – говорю я, указывая на остатки антикварного томика.
Добрую половину страниц ветер уже гонит и закручивает вихрем возле Мэдисон Холла. Адвокат поднимает обложку. Он ничего не говорит, но по взгляду я понимаю, что он заценил и сам томик прижизненного издания Вашингтона Ирвинга, и мои литературные пристрастия.
Дальше все идет по накатанной. Он, конечно же, предлагает подвезти меня до больницы, хоть я и говорю, что царапина пустячная. Роберт при мне вызывает из автомастерских эвакуатор и обещает починить дверцу моего
– Жаль, что книга не моя, – вздыхаю я, вертя в руках потрепанную обложку. – Даже не знаю, как я теперь взгляну в глаза подруге. Она у меня библиофилка и готова будет меня убить за такую потерю.
– Радуйтесь, что остались живы…
Я чувствую, что уже приглянулась Роберту, и ему не хочется со мной расставаться прямо сейчас. Для жителя нашего города он очень обходительный, но хватка в нем чувствуется. Иначе тут и не выживешь.
– Вы какую новеллу читали? – спрашивает он.
– Про Рипа ван Винкля, – отвечаю я не задумываясь.
– О, про того парня, который попал к эльфам на пир. Ему казалось, что он провел с ними только одну ночь, а потом оказалось, что это длилось сто лет.
– Это моя любимая новелла. Я знаю ее почти наизусть. Что ж, спасибо вам за все, мистер Камински. Еще раз извините меня, я вызову такси.
– Лучше я вас подвезу, – предлагает он.
– Не стоит. Вы и так потратили на меня много драгоценного времени.
Обмен любезностями продолжается до тех пор, пока Роберт не предлагает мне заехать к нему – он готов пожертвовать мне свое антикварное издание Вашингтона Ирвинга. Конечно, томик не совсем такой, но «моя подруга», получив его, наверняка простит меня.
Неприметный «Форд» буквально висит у нас на хвосте. Человек рядом с водителем говорит по телефону. Мы направляемся в Бельвю. У ворот особняка Бенджамина Палмера стоит полицейская машина, вход перегорожен полосатой ленточкой.
– Что-то случилось? – с невинным видом спрашиваю я.
– Застрелили хозяина.
– Какой ужас.
– Редкостный был мерзавец.
Камински останавливается возле нового шестиэтажного дома. Квартиры тут, как я понимаю, очень просторные, видны террасы с уличными каминами. Делаю вид, что это не производит на меня ни малейшего впечатления. Когда мы уже идем к крыльцу, коп в «Форде» не выдерживает. Он забегает вперед нас и становится перед дверью. В том, что этот тип – коп, я не сомневаюсь, хоть он и в штатском. У него на роже со шрамом через левую щеку это написано. Да и пахнут копы как-то особенно противно, у них гниловатый запашок.
– Мистер Камински. Вы не должны… – начинает он, с ненавистью глядя на меня.
– Что я должен и чего не должен, решаю только я, – вкрадчиво произносит Роберт.
Все мужчины, если рядом с ними женщина, пытаются самоутвердиться. Я понимаю, что Толстый Генри недоволен моим появлением и приказал копу вмешаться.
– Но… – пытается выполнить то, что от него потребовали, коп со шрамом.
– Передай Генри, чтобы не лез в мои дела, – открытым текстом посылает его Роберт. – Не он мне нужен, а я ему. И вообще, уезжайте.
– Кто эти люди? – невинно спрашиваю я, когда мы уже садимся
– Неважно, – отмахивается Роберт.
Адвокат доволен. Он впускает меня в свою квартиру. Тут очень просторно. Минимум мебели. В гостиной мягкий ковер расстелен прямо перед камином. Невысокий журнальный столик стоит у приземистого дивана. В клетке заливисто чирикает канарейка.
– Что-нибудь выпьете? – предлагает Роберт.
– Вообще-то я пришла за книгой. Ну, если только мартини со льдом, – говорю я.
Наверняка у него богатый выбор спиртного. Люди таких профессий всегда держат выпивку на разные вкусы. Бутылки с пестрыми этикетками отражаются в зеркальных стенках бара. Хозяин подает мне бокал.
– А теперь подождите минутку, я принесу книгу.
Он уходит, похоже, что в кабинет. Странно, что в Городе Пороков встречаются такие светлые места. Если не выбираться из Бельвю, не смотреть выпуски городских новостей, то можно и не узнать, что творится в других районах. Смотрю в окно. Копы уехали. Во всяком случае, хочется в это верить. Я лишь пригубливаю мартини, чтобы во рту у меня остался его вкус. Кусок колотого льда ударяет в зубы.
Роберт возвращается с томиком в руке.
– Вот, теперь он ваш, – произносит он, – хоть какая-то компенсация за случившееся.
Даже в такой момент он не может забыть, что профессия его – адвокат. Ничего, сейчас забудет, я окончательно разбужу в нем мужчину, юрист «уснет». Многого для этого не требуется. Всего один штрих, одно движение. Остальное он додумает сам. И это лучший выход. Предупреждал же Тони, что у адвоката эрогенная зона – мозг. Грех этим не воспользоваться. Я протягиваю руку, якобы для того, чтобы взять книгу. И в этот момент трещит и лопается бретелька моего платья, конечно же, умело подрезанная до этого. Достаточно было одного движения плеча, чтобы нитка лопнула. Чашечка сваливается вниз. Я ахаю, полсекунды смущенно смотрю на свою безупречную обнаженную грудь и прикрываю ее ладонью, опускаю взгляд.
– Простите. Мне так неловко… – бормочу.
Если он сейчас отпустит меня в ванную поправить платье, то будет последним идиотом. Или же, наоборот, чрезвычайно умным и расчетливым. Не знаю, что творилось в его голове долгих пять секунд, но результат не заставил меня разочароваться в своих способностях. Роберт осторожно берет меня за запястье, чтобы отвести мою руку.
– Что вы делаете? – изображаю я растерянность.
– Нет. Что ты делаешь со мной?
– Не надо.
Роберт опускается на колени, ведет рукой вдоль моего бедра, приподнимая подол, а затем осторожно целует мои ссадины.
– Если больно, ты только скажи, – шепчет он.
– Мне стыдно, – шепчу в ответ я, пытаясь опустить подол платья. – Не надо.
Очень важно в такие моменты не переборщить. Фальшь не должна чувствоваться. Это потом мужчина уже не сильно замечает нюансы, а пока у него еще работают мозги. Но нельзя и недоиграть. Человек может остыть. Я хорошо умею держать эту грань.
Можно говорить, что «не надо», «я не хочу», «нельзя», можно даже слегка вырываться, брыкаться, отталкивать. Но посыл должен быть четким. Сопротивление с каждой секундой ослабевает. Женщина сдает позиции. Вот так и задается направление. Короче говоря, последнее «нет» обязано прозвучать как «да». Несколько сумбурно, но зато действенно.