Правосудие любой ценой
Шрифт:
– И остальные ваши коллеги и противники рассуждают также. И Приморск сможет функционировать еще не один год, пока кто-то…
– Но это будете не вы, – сказал Усатый. – Не вы. Вы подошли уже к точке невозвращения. Еще шаг – вы…
– Умру? – засмеялся Владимир Родионыч. – И что будет происходить здесь? В этом городе? Исчезновение Мастера поставило все на грань катастрофы. А на мне завязано еще больше. Да…
Владимир Родионыч почувствовал, как жмет сердце.
– Да, я боюсь вас. Честно – боюсь. И я боюсь потерять все, что делал до этого. И, конечно же, я не стану лезть в Приморск, хотя и был такой соблазн. Я… – Владимир Родионыч сделал небольшую паузу, подбирая слово… – я не Гринчук. И я не могу, как он, поставить все ради идеи. Ради того, что он считает справедливым. Я очень жалею, что я – не Гринчук.
– Он погиб, – сказал усатый.
– Я знаю, – сказал Владимир Родионыч. – И я все понял. Я буду послушным и робким. Я перестану лезть не в свое дело. И буду консультироваться с вами по любому поводу. Вы довольны?
– Не нужно так нервничать, – тихо сказал усатый. – Не нужно. Мы ничего от вас не требуем. Все останется так, как было. И вы сами будете решать свои внутренние проблемы. У нас только одна просьба. Единственная.
– Я вас слушаю, – Владимир Родионыч потер лицо рукой.
– Если что-то начнет идти не так… Если вам покажется, что кто-то из вашего окружения начнет себя вести неправильно…
– Как Мастер?
– Как Мастер, – подтвердил усатый. – Вы немедленно…
– Я немедленно стучу вам, гражданин начальник, – Владимир Родионыч встал с кресла. – Я могу считать себя свободным?
– Да, – сказал усатый.
Я могу считать себя свободным, билось в голове у Владимира Родионыча. Могу считать. Могу только считать.
И впервые за долгие годы ему захотелось все бросить и уехать. Уехать туда, где никто не будет к нему лезть с угрозами. Где никто не станет… Где его никто не будет знать. Все бросить и все оборвать.
Как Гринчук. Который хотел уйти. И который…
– Жив он, – сказал Полковник. – Жив он, сволочь эдакая. И, как я полагаю, здоров. Вы представляете?
– Представляю, – устало кивнул Владимир Родионыч. – Я теперь много чего представляю. Я, например, представляю, что наш генерал не доживет до утра. Я представляю себе, что скоро на нас выйдут. И что нам будет предоставлена великолепная роль живца. Вам нравится?
– Мне? – переспросил Полковник. – А она мне не нравилась никогда. Даже, когда ее примеряли на меня вы. Нет?
Полковник посмотрел на Владимира Родионыча, и тот отвел взгляд.
– Все мы уроды, – сказал Полковник. – И вы, и я. Каждый из нас мнить себя круче других, полагает, что выше его никого нет, что только он имеет право. И мне сейчас очень хочется напиться. Вдрызг, в дымину. Забыть о приличиях и о больной печени. И знаете, почему я этого не сделаю?
– Почему? – спросил Владимир Родионыч.
– А потому, что что-то может случиться в любой момент. В любой. Я не думаю, что Гринчук все это затеял ради разборки только с Мастером и генералом, – Полковник зябко потер руки, пытаясь успокоиться. – Пока я вас здесь ждал, в голову пришла мысль. Нехорошая мысль.
Мы понимаем, что Гринчук использовал нас. Мы понимаем, что он использовал министра, генпрокурора и еще кучу людей. Но у меня возник вопрос. И это очень важный вопрос.
Полковник не выдержал, встал с кресла.
– Я думал все это время. Пытался найти другое объяснение. Пытался придумать другой вариант. И у меня ничего не выходило, – Полковник ударил кулаком по ладони.
– Я не хочу об этом думать. Не хочу. Не хочу думать о том, что Гринчук мог пойти на такое. Но…
– Не нужно так нервничать…
– Не нужно? Не нужно? Послушайте меня, Владимир Родионыч. Послушайте и скажите, что я не прав. Скажите, что я сошел с ума и брежу. Только докажите мне это…
Полковник снова сел в кресло. Встал. Прошел по кабинету:
– Все, что делал Гринчук, подчинено логике и рассудку. И он готов пожертвовать многим, ради долга. Или ради того, что он считает правильным. Вспомните, как он поступил прошлой зимой. Гринчук поэтому очень жесткий человек. Он жесток с собой и поэтому считает, что может быть жесток с другими. Он может переступить через себя. И сможет, если сочтет правильным, переступить через любого. На вокзале Инга мне сказала, что не может простить Гринчуку небрежности по отношению к ней. Не может. И не хочет. И что она устала от того, что Гринчук вначале делает, а потом объясняет. Что ему все равно, что чувствует она, что чувствуют все остальные.
Владимир Родионыч молчал. Он понимал, что перебивать сейчас нельзя. Полковник редко вот так срывался.
– Вы помните, как Алла нашла журналы и прочую рекламу. Приморск там тоже был. Вы полагаете, что Гринчук не мог подтолкнуть Ингу к выбору? Не мог?
– Зачем ему это?
– Ну, как же, – голос Полковника взлетел вверх, вслед за патетическим жестом руки и чуть не сорвался, – вспомните, он ездил в столицу для того, чтобы просто найти для Михаила врача. А потом оказалось, что он был у министра. Гринчук приехал в город, чтобы подготовиться к отъезду, а потом вышло, что он вывез Левчика и организовал падение Мастера. А теперь, если вдруг Инга сама, по собственно воле, поедет в Приморск, то Гринчук вынужден будет… Слышите? Вынужден будет ехать вслед за ней. Он не рассказал Инге о Приморске. И вы, как я понимаю, ей ничего не рассказывали. Ведь не рассказывали?
– Нет, – сказал Виктор Родионыч. – Не счел необходимым.
– А если бы Гринчук предупредил Ингу только о необходимости отъезда? Не стал ей говорить об опасности? Мы знаем, что он привык рассчитывать только на себя. И мог подготовить какой-нибудь безумный план, в расчете на себя и Михаила. А все, что произошло с генералом и Мастером, только отвлечение внимания. Иллюзия. Для того чтобы появление Гринчука в Приморске было оправдано, чтобы даже сомнения не могло ни у кого возникнуть в естественности его появления на курорте. Он вскрывал конверт при мне, дал возможность прочитать, что Инга должна оставить ему новое письмо на почте в Узловой, – Полковник закашлялся и схватился за правый бок.
– Вы сядьте…
– Я сяду, сяду, ничего страшного, – Полковник осторожно сел в кресло. – Я еще думал, что странно, такие умные и взрослые люди могут вести себя как дети… Но мне было некогда. Тут у нас была проблема с Мастером. Никто из нас не успевал обдумать, что именно произошло с Гринчуком и Ингой. А потом мы решили, что это все ради Мастера и генерала. И я уверен, что Гринчук догадывался о заказе на его убийство. И мог уйти из-под наблюдения. Мог скрыться, и его пришлось бы искать по всему побережью. А он… Я не знаю, что именно он сделал, но уверен, что он сознательно организовал свою ложную смерть. Не знаю как именно. Не могу придумать. А вот все остальное… Ему зачем-то нужна огласка. Нужно, чтобы о нем услышали. Чтобы все поняли, что он на побережье. И он наверняка в ближайшее время найдет способ при свидетелях получить письмо от Инги. И я уверен, что в письме будет указан именно тот город. И я знаю, что уже три дня Инга одна в Приморске. Выполняет роль живца.