Правосудие Йезма

Роуз Кевин

— Ты слышал имена разных богов: Нергала, Деркэто, Сета. Но ты, как и многие другие, не знаешь высшего бога, по сравнению с которым все они — лишь отражения, проявления единого Начала. Люди не задумываются об этом. Глупцы! Они поклоняются раскрашенным деревяшкам или медным идолам и думают, что благодаря этому заслужат одобрение могущественных существ. Но сами эти существа немногим отличаются от кусков дерева. Они лишь слуги, подчиненные какой-нибудь идее, как собаки у трона своего повелителя Йезма. Он создал их, вдохнул в них жизнь. И так же, как тело не может двигаться без указаний разума, эти божества ничтожны без оживляющего их Начала — Йезма. И только мы, сыновья Йезма, служим не ящерице или змею, а Духу.

Конан почти ничего понял из рассуждений

своего посетителя. Разговоры о богах никогда не интересовали его, и он решил выяснить кое-что конкретное.

— Так кто вы такие, разорви тебя Нергал, и что вам нужно? Вас что, выродило само это Начало, и вы хотите, чтобы змеепоклонники-стигийцы и все остальные подчинились ему?

— Йезм не нуждается в жертвах на алтарях, ему нужно служение. Многие люди поклоняются Митре или Сету, но служат нашему Отцу и Магусу — первому из его сыновей на Земле. Важны не их мысли, а дела, которые они совершают. Давно, еще до Катастрофы, изменившей границы моря и суши, когда на земле существовали другие государства — Валузия, Атлантида, Грондар, — появились мы, общество Сокрытых. Люди и тогда в своем невежестве поклонялись разным богам, и только мы чтили Йезма. Властители всех стран вместе с жрецами преследовали нас, и мы прятались в горах, благодаря чему выжили в дни Катастрофы и сохранили свои знания. С тех пор мы и живем в таких замках, скрываясь от глаз непосвященных. Власть наша тем сильнее, чем меньше известность. Мы появляемся неожиданно и наносим удары тем, кто нам противостоит. — Фаррух вскочил с места и начал взволнованно расхаживать по тесной комнатке. — Многие правители разных стран пытались бороться с нами и погибли. Скоро земли, находящиеся под властью Магуса, сольются в империю, более величественную, чем забытая Валузия, и более могущественную, чем древний Ахерон, а люди, живущие в ней, даже не заподозрят, что стали слугами Йезма. А ты можешь занять в ней достойное место как преданный член нашего братства.

— Ну что ж, хорошо, — пробормотал Конан, на которого не произвели никакого впечатления слова о будущем могуществе. — Но ты не сказал главного: что потребуешь взамен?

— Немного. Иногда ты будешь выполнять поручения своего хозяина. От тебя требуется лишь одно — преданность нашему отцу Йезму.

— Какие поручения? — спросил киммериец, скрипнув зубами при слове «хозяин».

— Убивать тех, кого прикажут. Сейчас ты используешь только малую часть своих возможностей. Мы дадим тебе лучшее оружие, самые изощренные яды, подготовим тебя…

Фаррух, оживленно жестикулируя, широкими шагами расхаживал по комнате. Конан следил за ним терпеливым взглядом хищника, и, когда купец оказался рядом с ним, могучие руки киммерийца метнулись вперед и стиснули его горло.

— Пожалуй, я действительно смогу освободиться с твоей помощью, — прошептал варвар. — Позови охранника и прикажи ему снять кандалы и выпустить нас из дома. Иначе я сломаю тебе шею. Как только я окажусь в безопасности, отпущу тебя.

В глазах Фарруха не появилось и тени страха. Он посмотрел на Конана и коротко кивнул. Сразу же после этого киммериец почувствовал легкий укол в живот. Фаррух, неуловимым движением вывернувшись из внезапно ослабевших рук варвара, отошел в другой угол комнаты.

— Об этом я и говорил тебе, — усмехнулся он. — Ты сможешь справляться с людьми так же легко, как я с тобой. Тебе не будет угрожать никакая опасность, если ты не отступишь от наших указаний. Теперь ты понимаешь, что я предлагаю силу, которую ты не мог даже вообразить? Что ответишь?

— Наклонись, я не могу говорить громко, — прошептал варвар, делая вид, что теряет силы. Он был в ярости: свобода, казавшаяся такой близкой, вновь ускользнула от него, — но оставался холодным и спокойным.

Фаррух подошел и нагнулся. В тот же миг кулак варвара устремился вперед. Собрав все силы, преодолев тяжесть цепей и онемение, вызванное уколом йезмита, киммериец смог дотянуться до купца.

— Вот мой ответ! — заорал он.

Фаррух отлетел в сторону и едва сумел удержаться

на ногах. Он выплюнул на ладонь выбитый зуб и посмотрел на киммерийца.

— Я мог бы убить тебя сейчас, — прошипел он, — и смерть твоя была бы страшна и мучительна. Но Йезму нужны верные слуги. Если ты передумаешь, охранник позовет меня. Если же нет, я позабочусь о том, чтобы ты умирал долго. — И тихо, словно призрак, он выскользнул из камеры.

Оставшиеся до суда два дня Конан провел в одиночестве. Лишь изредка заходивший охранник приносил ему еду. Самым мучительным для киммерийца была полная беспомощность, невозможность что-либо сделать. Он не впервые оказывался в цепях, но каждый раз ему удавалось освободиться. Теперь же его усилия ни к чему не приводили. Он напрасно пытался вырвать из стены крюк, к которому крепилась обмотанная вокруг пояса цепь, тщетно напрягал могучие мышцы, надеясь разорвать кандалы, тер звенья цепи, чтобы ослабить их — по всей видимости, Энли постарался сделать все возможное, чтобы его пленник не обрел свободу.

Киммериец почти не думал о предстоящей казни. Жизнь рано или поздно должна окончиться, и главное — достойно принять смерть. Его мучило другое — он не сможет умереть так, как подобает воину. Петля или топор палача — позорная смерть… Но, может быть, удастся захватить с собой хоть кого-нибудь из тюремщиков?

Глава шестая

Митридатес уже раскаивался в том, что согласился лично осудить на казнь пойманного Энли вора. Написав свой знаменитый указ, он и не думал, что так сложно будет воплотить его в жизнь. Сложности возникали на каждом шагу, даже там, где, казалось, ничто их не предвещало. Выяснилось, что поймать грабителя — это всего лишь начало дела. Гораздо труднее было осудить, соблюдая древние законы королевства Земри.

Прежде чем отправиться к Энли, король пригласил к себе придворного архивариуса, которому поручили разыскать древние папирусы и кратко изложить их суть, и долго беседовал со стариком, пытаясь разобраться в хитросплетениях законов. Но все тонкости, казавшиеся архивариусу вполне очевидными, упорно не укладывались в голове Митридатеса. Пару раз он подумал, что гораздо проще было бы приговорить вора к казни, не выясняя, когда, как, зачем и почему тот совершил преступление. Но старый архивариус тут же начинал долго и утомительно рассуждать о необходимости установить вину и выбрать соответствующее ей наказание. Наконец король не выдержал:

— Какая разница, когда он решил забраться в сокровищницу? Все равно он вор и заслужил смерть!

— Дело в том, — снова начал терпеливо объяснять архивариус, — что время возникновения его замысла должно, как говорится в законе, повлиять на назначаемое судьей, то есть Вами, мой король, наказание. Так, если он долго и тщательно пытался проникнуть в хранилище ценностей, хитроумно преодолевая всяческие трудности, его нужно будет приговорить к позорной смерти через повешение, а если в этом ему помог счастливый случай, то смерть через отсечение головы окажется более уместной. А если он вовсе не замышлял кражу, а проходя мимо, случайно увидел открытую сокровищницу и, не удержавшись, схватил какую-либо ценную вещь, то вполне можно ограничиться отсечением руки…

У Митридатеса голова пошла кругом.

— Как, во имя всех богов, он мог увидеть открытую сокровищницу, проходя мимо? Чтобы в нее попасть, он убил человека!

— Прошу простить меня, мой король. Я увлекся и несколько отошел от темы нашего разговора. Что же касается пойманного вора, то необходимо…

Но старику не дано было закончить изложение мудрых мыслей, почерпнутых в древнем трактате. Отчаявшись что-либо понять, Митридатес неожиданно прервал его:

— Когда я завтра отправлюсь в дом к Энли судить этого вора, ты пойдешь со мной и будешь подсказывать, что именно нужно выяснять на суде, чтобы с точки зрения законов суд прошел безупречно. А затем изложишь все найденные тобой законы так, чтобы их можно было прочесть, не ломая головы. Иди и готовься.