Правосудие Жнеца, Уайлд Джоанна

Правосудие Жнеца

на обложку

Уайлд Джоанна

Шрифт:

“Кто ебет вы думаете вы?”

Он посмотрел на меня, его лицо мрачным.

“Как правило, Мэл?”

“Что?”

“У нас есть одно

правило—что это?”

“Что ты мудак?”

“Ты не лезь в мой мир”, - сказал он. “Я отступил, дал вам ваше пространство. Но держись подальше от моего мира, и это означает, что нет байкеров.”

“Грег не байкер”.

Художник взвел брови. “Он hangaround со Жнецами. Или, по крайней мере, он был. Теперь, когда я видел его руки на твоей заднице, у меня такое чувство, что он больше не будет торчать. Никогда не нравилась внешность этого мудака”.

Я заморгал, пытаясь навести на резкость, как в прямом, так и переносном смысле. Это было бы намного проще, если бы я не напился так чертовски много выпивки. Дерьмо.

“Откуда мне было знать?” Я спросила, разочарованная, насколько мои слова невнятно. Я не могла удержать себя от этого подонка, если бы я не мог даже говорить.

“Ты должен был спросить”, - сказал он. “И теперь ты будешь платить штраф.”

Я моргнул, пытаясь этот процесс, то быстрее, чем вы могли бы сказать: “я ненавижу байкеров,” художник поймал меня за бедра и дернул в его тело. Он прикоснулся ко мне достаточно за эти годы, что я был хорошо осведомлен разбушевавшейся притяжение между нами никогда не умирал. Теперь это ревело к жизни, туманит мои мысли почти так же сильно, как водка. Мы начали покачиваться под музыку, меня засунут в него как один из его руки медленно потер вверх и вниз по моей спине. Другой поймал мою голову, оперев ее на грудь.

Что знакомы боль закружились в животе, и в то время как я должен был сказать ему отвалить, я не совсем уверен, что смог бы удержаться, если бы я не удерживал его. Если бы он что—нибудь-если сказал, что он даже потрогал ее грудь—я, возможно, вызвал воли, чтобы остановить его. Вместо этого мы медленно танцевали.

Я чувствовал, что влюбляюсь в него.

Это было приятно. Путь, путь слишком хорошо.

Музыка изменилась, другая медленная песня. Художника окружали меня. Что бы ни произошло между нами на протяжении многих лет, это никогда не менялось—необходимость я испытывала к нему, желание самому тереться о

него и развел мои ноги и . . . О Боже. Это больно. Это на самом деле больно, я хотела его так сильно. Я хотел бы отстраняясь, но вместо этого я зарылся носом глубже в его грудь, принимая в его невероятный аромат, мои соски затягивать. Моргая, я уставился на него, пытаясь его слова.

“Ты не должен был оставлять нас,” я прошептал.

Художник покачал головой, наклониться, хлопнуть внедорожник на шасси, вытаскивая на улицу.

“Бля, но вы держите обиду.”

“Я сделал то, что должен был сделать сам. Ты исчез. Я никогда не имел такую возможность, даже когда вещи были в их худшем.”

Художник нажал на тормоза, джип проскользил по обочине.

“Какого черта?” Я ахнула, схватившись за дверь.

Он повернулся ко мне.

“У вас были варианты”, - сказал он, его голос был более интенсивным, чем я когда-либо слышал. “Просто, как я сделал. Я уже призналась—я выбрал тюрьму. Вы выбрали наш ребенок. Ты могла бы сделать аборт, но Вы не. Вы взяли тяжелый путь, и вы подняли адский ребенок по пути. Я никогда, никогда не прощу себе, что оставил тебя в покое, но я благодарю каждый день, что вы были сильной, Мелани. Я не могу представить свою жизнь без Иззи. Она-лучшее, что случалось со мной. Спасибо Вам за это”.

Мое дыхание пришло быстро, как мы сверлили друг друга взглядами. Он был прав. Я был проклят сильным, и я был вознагражден за эту силу с удивительный, красивый ребенок, который заслужил все самое лучшее в жизни.

“Добро пожаловать”, я успел сказать, глотания. Художник наклонился, ловя мой затылок и тянет меня за грубый поцелуй. Это не соблазнение—не совсем. Он засунул свой язык в мой рот, и я чувствовал каждую частичку своего гнева и разочарования. Я хотел ударить его и поцеловать его и трахаться с ним, пока он не признался, что . . . Я не знаю.

Что я хочу, чтобы он признался?

Я услышал щелчок моего ремня, и затем он поймал меня под руки, дергая меня на центральной консоли. Тогда руль был в спину, как поцелуй углубился. Теперь настал мой черед переходить в наступление, схватил его за волосы и дергая его обратно—частично чтобы причинить ему боль, и отчасти поэтому я мог атаковать его с моим языком. Огонь я чувствовал в баре было ничто по сравнению с ожоговой течет через меня сейчас. Я заерзал, пытаясь найти какой-то способ, чтобы получить достаточно близко к нему, дополнительные контакт, но это было невозможно.