Правоверный
Шрифт:
— Такие вопросы задают многие, — вздохнул Зверев. Но многие из нас так и не поняли, что мир очень изменился. Изменилось сознание людей, настрой всей страны. Дошло до того, — с горечью добавил он, — что стали доказывать, что ничего хорошего у нас не было, что вся наша история за последние семьдесят лет, ну, как бы тебе сказать помягче, одно дерьмо, что ли. Что нашими руководителями были маньяки Ленин, Сталин, Троцкий, или слабоумные дегенераты Хрущев, Брежнев, Черненко. Стали много говорить о репрессиях. Говорить, что едва ли не все население страны было стукачами, либо палачами… И пошло и поехало. Теперь уже дошло до того, что ввод войск в Афганистан назвали преступлением. А значит, и мы с тобой, Володя, уже не герои, а преступники. Вот ты говоришь, подняли бы дивизию и направили на Москву. Так любого генерала, кто принял бы такое решение,
— Он заявил: «Если западные разведывательные службы прекратят свою деятельность в нашей стране, мы сможем договориться о взаимном прекращении шпионажа — при условии правительственных гарантий».
— Я читал об этом заявлении, — подал голос Чумаков, — и не понял, что это? Извините, но такой наивности, или просто… Извините, я даже не найду нужных слов… от глубоко уважаемого мною Примакова, я совсем не ожидал.
— Ожидал, не ожидал, Володя, но сокращения в центральном аппарате набирают силу… Вот так-то. Мы, ветераны, просто в шоке от всего, что происходит… Вот ты сейчас в Германии, в объединенной Германии, — Зверев негромко кашлянул. — и тебе, наверняка, из ваших, цэрэушных аналитических справок известно, что уже в середине восемьдесят девятого было ясно, что Советский Союз теряет ГДР. Это прекрасно понимал и Эрих Хонекер. Ты не знаешь, Володя, но тогда Крючков обратился к Горбачеву с предложением о принятии радикальных мер. И хотя все обговаривалось в режиме жесточайшей секретности, утечка информации все же была. А ГДР, тем временем, продолжала рассыпаться. Бегство восточных немцев в ФРГ, уже ничем нельзя было остановить…
— Да, я знаком с этой информацией, — подал голос Азаров. — Хонекера сместили, а пришедшие на его место Кренц и Модров уже не могли спасти положение. В последнее время даже требовали от Советского руководства вооруженного вмешательства…
— Да, так оно и было, — снова поддержал разговор Зверев. — Но танки так и остались стоять в ангарах, а Берлинская стена рухнула.
— Я читал об этом в справке, Игорь Михайлович, — Чумаков поднялся с кресла и прошелся по комнате. Там красной чертой подчеркнуто, что в этом вопросе Советский Союз активно сотрудничал с американцами…
— А что было делать? — перебил его Зверев, — процесс объединения Германии был уже давно предрешен.
— Да, я это понимаю. Но как получилось, что человека, который много лет жил в нашей стране, потом длительное время был руководителем ГДР, взяли и предали? Что, Горбачеву никто не мог ничего сказать?
— Задай, что попроще, Володя. Я этот вопрос неоднократно задавал и себе. И не нашел ответа. Не нашел ответа, почему мы предали и Наджибуллу в Афганистане. Да, Володя, — неожиданно оживился Зверев. — Знаешь, когда выводили наши войска из Афганистана, я был там, за пограничным мостом, на митинговой трибуне. Колонна прошла. На той стороне оставался только один БТР. БТР командующего 40 Армией. Борис Громов, шел тогда большую часть по мосту пешком. Только потом все узнали, что дал он себе такой обет. Но не это главное, Володя. Словами, то что увидел я, увидели все, кто там был, не передать… Это нужно было видеть… Навстречу ему бежал подросток, оставшийся после трагической гибели матери один. Это был сын Громова, — Максим… Все были потрясены… Казалось все. Точка в этой десятилетней, героической и трагической войне, поставлена… Но оказалось, нет. Война продолжается, Володя…
— Что правда, то правда, — Чумаков, помолчал, вздохнул, и внимательно посмотрев на Зверева, тихо спросил:
— Игорь Михайлович, помните, в начале 87-го, я послал вам шифровку о «кроте» в Кабульской резидентуре? Мне хотелось бы знать, подтвердилась та информация, или нет?
— Надо же, вспомнил…, — усмехнулся Зверев, и, откинувшись в кресле, закурил. — А я, между прочим, уже подумал, что ты забыл про нее.
— Да нет, не забыл. Я пытался выяснить подробности об этом лице, но к сожалению, так ничего и не получилось.
— Извини, Володя, я не мог тебя тогда остановить. Это дело тогда передали в управление генерала Калугина… А лицо это, тогда установили…, да установили…, — Зверев сбросил пепел в пепельницу, помолчал, снова откинулся в кресле. — После возвращения в Союз, этот полковник был направлен на Дальний Восток, в Уссурийск. Специально, чтобы
— Так вот, после того, как пришла от тебя информация, установить, кто из бывших военных контрразведчиков был за бугром, и мог быть там завербован, труда не составило. Таких было двое. Руководитель группы и его заместитель. Первый был во Вьетнаме, потом, в Сирии, Египте, потом в Афганистане… Второй, в Германии. У первого заканчивался срок пребывания, и на его место руководство планировало второго. У первого за плечами стоял мощный родственник. Один из руководителей 4 Управления Минздрава СССР, где тогда лечились все руководители нашего государства. И конечно же, руководство Представительства КГБ в Афганистане, и непосредственно, резидентуры, и подумать не могли, что «кротом» мог оказаться первый. Поэтому все силы бросили на проверку второго. Брошено было все. И наружка, и слуховой, и визуальный контроль…и подставы…благо в Кабуле с этим было без особых проблем. Особенно было нормально с наружкой. В ней тогда работали сотрудники наружного наблюдения КГБ среднеазиатских республик под видом местных граждан. А в итоге, пусто. Видимо почувствовав, как к нему изменилось отношение руководства, или увидев за собой наблюдение, однажды, вечером, в своей квартире, выпив стакан водки, он довольно громко, обращаясь по имени и отчеству к руководителю резидентуры, заявил, что зря его проверяют. Он честен перед Родиной. И если есть к нему вопросы, он готов ответить на любой из них, даже если он будет для него неприятен…
— Да-а, пропал парень не за понюх табаку, — усмехнулся Чумаков. — Ну и что, после этого?
— А ничего, у него как раз заканчивался срок пребывания в Афганистане, и он убыл в Союз.
— Ну а дома, что, проверку продолжили?
— Да, конечно. Короче, сломали честному парню судьбу…
— А как вышли на первого?
— Когда увидели, что за вторым ничего нет, кроме того, что он вечерами выпивал по бутылке водки, и надо отдать ему должное, — пить он умел. Никогда утром нельзя было видеть, что он с похмелья. Вот тогда-то и взялись за первого. А там…. Жена его почти в открытую контактировала с контрабандистами, занималась валютными операциями. Сам он имел кучу несанкционированных контактов… Проверка по Союзу показала, что в поле зрения ЦРУ он мог попасть только во Вьетнаме. Там он погорел на валютных операциях. Уже готовились материалы на его откомандирования… Но спас влиятельный родственник…
— А конец был какой?.. Или все бросили на самотек?
— Конец, говоришь, какой? А утонул на рыбалке при загадочных обстоятельствах. Похоже, хозяева его тогда нашли, и решили от него избавиться. Им стало известно, что он под «колпаком». Тем более, стал спиваться…. Да и жена ушла от него…. Вот такой, мой дорогой Владимир, и конец всей этой истории… А как узнали, что он под «колпаком»? Значит еще сидит один «крот» в нашем ведомстве…
— Непонятно, — усмехнулся Чумаков, — зачем тогда была продолжена проверка второго?
— Но ты же знаешь, у нас любят подстраховаться. Вот и в этом случае, работали по старинке…
Возникло длительное молчание. Нарушил его Зверев. Взглянув на часы, он, внимательно посмотрев на Чумакова, улыбнулся:
— Заговорился я тут с тобой, и совсем расквасился. Старость, что ли стучится. — Он вздохнул, довольно бодро поднялся с кресла, подошел к Чумакову, обнял его. Затем слегка отстранился.
— Ну, все, — посмотрел он прямо тому в глаза. — Извини, что не по теме, просто очень нагорело, а тут, ты, близкий человек… Ладно, Володя, — Зверев снова вздохнул, — вопросы, которые касаются лично тебя, мы все обговорили. Теперь ты знаешь, на кого будешь отправлять свои шифровки. Если объявишься в Пакистане, Таджикистане, или в Афганистане, как дать о себе знать, ты знаешь. Если останешься здесь, в Германии, — тебя искать не нужно…. Теперь у тебя начинается работа в относительно мирных условиях…. Ну, как бы тебе сказать, безальтернативная, что ли…
Когда Чумаков подходил к выходу, он неожиданно обернулся и сказал: «Обнимите за меня моих отца, мать, Алену, и сынишку». Затем резко развернулся и скрылся за дверью…
В самом начале романа использованы небольшие фрагменты из повести Владимира Старостина «Дожить до дембеля» — журнал «МЫ».
Октябрь 1990 г.