Правые и левые. История и судьба
Шрифт:
3. Эра масс: от топографии палат к категориям идентичности
Остается понять, каким образом интересующие нас термины сделались основополагающими категориями для определения политической идентичности. Путь к этому оказался весьма извилистым и весьма растянутым, поскольку занял не меньше трех четвертей века – к цели он привел лишь в 1900-е годы. Результатом стала радикальная трансформация, превратившая специализированный язык парламентской кухни в базовый язык всеобщего избирательного права.
Дело в том, что образцовая ясность эпохи Реставрации очень скоро сошла на нет. После 1830 года слова сохраняются, но реальность, которой они были обязаны своей мощью, изменяется. Разделение парламента на фракции перестает быть точным отображением вопроса, стоящего перед страной: завоевания Революции или контрреволюция? – и определения этих фракций утрачивают точный смысл. После победы либерального орлеанизма положение усложняется, а зеркало замутняется. В отсутствие крайнего роялизма, который обострял противоречия, антагонистические партии сближаются. «После Июльской революции, – отмечает публицист в 1842 году, – дюжина почтенных членов, осколки легитимизма, растворяются среди депутатов самых разных убеждений. Вследствие этого слова „правые“ или „правая сторона“ перестают обозначать какую-либо политическую партию» 57 . Политическая игра сужается до сугубо профессиональных разборок, в ходе которых личные взаимоотношения и соперничество клиентел берут верх над принципами и доктринами. Официальные дискуссии становятся весьма эзотеричными, тем более что две основные проблемы, приобретающие важность с течением времени, установление Республики и социальный вопрос, в их ходе практически не затрагиваются. В силу
57
Dictionnaire politique. P. 425. Выразительный отчет об этом положении дел содержится, например, в «Путешествии вокруг палаты депутатов» Жозефа Тански (1845). Автор отмечает отличие от Первой реставрации, подчеркивает «рассеяние» парламентского персонала и «малую слаженность его действий», а также смешение топографических ориентиров: так, Ламартин, голосовавший «то вместе с центром, то вместе с левыми, то вместе с крайне левыми, первым уселся на третью скамью на крайне правом фланге» (Tanski J. Voyage autour de la Chambre des deputes. Paris, 1845. P. 277).
Поэтому когда в 1848 году во Франции вводится всеобщее избирательное право, этот язык входит в употребление далеко не сразу. Слова «правые» и «левые» по-прежнему слишком тесно связаны с внутренней парламентской практикой для того, чтобы стать выражением главных направлений общественного мнения. Они остаются словами профессионального языка, парламентских отчетов, политического анализа. И когда Прудон, например, описывает в «Исповеди революционера» разные типы партий и утверждает необходимость существования двух умеренных партий в середине между двумя крайними, он не забывает уточнить, что употребляемые им термины не универсальны: «на парламентском языке это называется правый центр и левый центр» 58 .
58
Proudhon J. OEuvres completes. Paris, 1929. T. 8. P. 77.
Электоральные соревнования и партийная принадлежность будут описываться совсем иными лингвистическими средствами. В ходе майских выборов 1849 года, надолго определивших, как известно, карту политических сил Франции, два противоборствующих лагеря именуются на народном языке соцдемами и реаками. Тогда же возникает очень мощная символика противостояния, сформированная войной флагов: красные против белых 59 . В течение следующего полувека политические лагеря будут определять себя с помощью этих цветов. Да и гораздо позже, в 1960-е годы, Эдгар Морен обнаружит, что в коммуне Плозеве (департамент Финистер), описанной под прозрачным псевдонимом Плодеме, этот способ идентификации остается наиболее распространенным 60 . В первой четверти ХX века, когда понятия «правое» и «левое» уже прочно вошли в политический язык, в напряженные моменты, когда требуется подчеркнуть ответственность выбора, цветовая символика берет верх. «Я за силы революции против сил контрреволюции; есть белые и красные; я за красных!» – восклицает радикал Мальви во время демонстрации, служащей подготовкой к созданию Картеля левых в конце 1923 года 61 . И даже перед выборами 1936 года находятся кандидаты, провозглашающие «вечную борьбу» «блока красных» против «блока белых» 62 .
59
См.: Ormieres J.– L. Les rouges et les blancs // Les Lieux de memoire, t. III. Les France, vol. 1. Conflits et partages. Paris: Gallimard, 1993. P. 231–273.
60
Morin E. Commune en France: la metamorphose de Plodemet. Paris: Fayard, 1967.
61
Цит. по: Soulie M. Le Cartel des gauches. Paris: Dullis, 1975. P. 83.
62
Например, социалист Анри Буле в Маконе. См.: Recueil des textes authentiques des programmes et professions de foi et engagements electoraux des deputes proclames elus pour les elections de 1936. Paris, 1937. P. 1251. Другой социалист, Р. Може, высказывает то же мнение в Блуа: «Красные против белых – вот к чему в очередной раз сводится эта битва» (Ibid. P. 662). Напомним девиз Огненных крестов: «Ни белое, ни красное, синее, белое, красное». См. также приведенную выше статью Ж.-Л. Ормьера.
Огненные кресты – военизированная националистическая организация, основанная во Франции в 1927 году как ассоциация бывших фронтовиков. – Примеч. пер.
Для исследуемой нами истории этот факт важен чрезвычайно. Всеобщее избирательное право сразу порождает огромную потребность в политической идентификации. Каждый обязан выбрать свою позицию. Так вот, поначалу эту потребность удовлетворяет противопоставление красного и белого. Именно оно на первых порах предоставляет возможность до крайности упростить позиции оппонентов и позволяет каждому из них немедленно определить собственную позицию в конфликте, возникшем вследствие вторжения масс в политику. Лишь на втором этапе, медленно и постепенно, место красного и белого заняли левые и правые, выступающие в той же роли. Дело в том, что красный и белый пустили очень глубокие корни и сделались, особенно в некоторых южных регионах, едва ли не принадлежностью фольклора. Костюмы, маскарады, ритуальные столкновения красок: эта битва эмблем стала настоящей традицией. И не удивительно: ведь символика красного и белого воздействует на воображение и сердце. Тем более загадочно, каким образом понятия «правое» и «левое», несмотря на всю свою холодную абстрактность, смогли вызывать такие же страстные чувства, завоевывать таких же горячих сторонников, порождать такое же сильное отвращение.
По-видимому, прежде всего эта замена свидетельствует о триумфе парламентской системы. К 1900 году она сделалась неотъемлемой частью французской жизни. Именно на нее ориентируется не только политика, но и общественные силы. Даже самые непримиримые ее противники разговаривают на ее языке. Чтобы это произошло, понадобились тридцать лет – тридцать лет, в течение которых во Франции привилась демократия. Быть может, эволюция политической лексики способна помочь осветить изнутри некоторые составляющие этого процесса на уровне ментальностей.
Язык электоральный, язык парламентский
О правых и левых вновь вспоминают при Второй империи в период либерализации режима, а именно во время выборов в Законодательный корпус в 1869 году. Девяносто депутатов от оппозиции, констатирует журналист-современник Л. Юльбак, «намерены принудить собрание возвратиться к прежнему разделению на левых, крайне левых, левый центр, правый центр, крайне правых» 63 . Прогноз очень точный, потому что не пройдет и нескольких недель, как Гамбетта в прозвучавшем очень громко «Письме к избирателям первого округа департамента Сена» попытается произвести размежевание внутри левого лагеря. Он предлагает «разделить нынешних левых на две части»; хотя он и не употребляет терминов «левый центр» и «настоящие левые», понятно, что речь идет именно об этом. Гамбетта стремится вернуть слову «левые» его «точный, четкий, определенный смысл», с тем чтобы оно обозначало «сплоченную политическую партию, объединенную общим происхождением и общими принципами», партию, все члены которой выступают за всеобщее избирательное право и введение демократических институтов 64 . Текст Гамбетты интересен своим промежуточным характером. С одной стороны, он продвигает идею партии как группы единомышленников, поддерживающих одну и ту же доктрину: «нужно организовать левых таким образом, чтобы в их число входили только граждане, поддерживающие одни и те же принципы». Но, с другой стороны, Гамбетта мыслит исключительно внутрипарламентскими категориями, доказательством чего служит следующее утверждение: «Пестрые, разнородные левые, исповедующие самые разные взгляды, могут произносить речи, критиковать, словесно преследовать общего противника, и это очень важно; но действовать они никогда не смогут» 65 .
63
La Cloche. 12 Juin 1869;
64
Discours et plaidoyers politiques de M. Gambetta. Paris, 1881. T. 1. P. 432.
65
Ibid. В следующем году Эжен Обри-Вите в статье «Всеобщее избирательное право в будущем» употребляет термин «левые» в более широком значении, но сам подчеркивает необычность такого употребления: «…замечательная вещь – это левые, передовая партия, то есть часть избирателей, которым следовало бы в первую очередь сплоченно выступать за всеобщность избирательного права» (La Revue des Deux Mondes. 15 mai 1870. P. 387).
В XIX веке всеобщее избирательное право для мужчин было введено во Франции в 1848 году при Второй республике, однако просуществовало всего два года, а затем было вновь введено в 1870 году после провозглашения Третьей республики. – Примеч. пер.
Эта точка зрения будет господствовать на протяжении многих лет. Оживление старых терминов происходит на фоне военного конфликта, падения Империи и Коммуны, а затем возвращения к нормальному парламентскому режиму, закрепленному принятием конституционных законов в 1875 году. После февральских выборов 1871 года в Национальном собрании совершенно официально возникают Республиканская левая, Правый центр и Левый центр 66 . В 1876 году возникнет Крайняя левая, в 1881 году – Радикальная левая. В 1885 году крайние левые провозглашают себя отдельной группой в Сенате и объявляют об этом в манифесте, показывающем, насколько привычными и четкими сделались политические этикетки: «Именование крайне левыми достаточно ясно обрисовывает мотивы, диктующие необходимость организации группы» 67 . Что касается палаты депутатов, то там после выборов 1885 года вновь образуется Союз правых. В следующем году Рауль Дюваль берет на себя инициативу создания Республиканской правой. В 1893 году Жак Пью заимствует это название для своей бывшей Конституционной правой. В парламентских речах, в политической аналитике, развитию которой дает мощный толчок бурный рост прессы, правая, левая и их производные правят бал.
66
Формирование этих групп со всеми подробностями описано в кн.: Hudemann R. Fraktionsbildung im franzosischen Parlament. Zur Entwicklung des Parteiensystems in der Fruhen Dritten Republik (1871–1875). Munich: Artemis Verlag, 1979. О дальнейшем развитии этого явления см.: Tournier M. Vers une grammaire des designations socio-politiques au debut de la IIIe Republique, 1879–1905 // Mots. 1981. № 2. P. 51–71.
67
Манифест от 28 февраля 1885 года; цит. по: Kayser J. Les Grandes Batailles du radicalisme, des origines aux portes du pouvoir. Paris: Riviere, 1962. P. 125.
Почти неизбежно обращение к ним в двух случаях: с одной стороны, когда в ходе дебатов страсти накаляются до предела, а в другом, когда производится хладнокровный анализ соотношения сил между лагерями, точнее говоря, состояния различных составляющих этих лагерей. Неисчерпаемый источник примеров такого анализа предоставляют степенные комментаторы газеты «Время» (Le Temps). «Нет такого преимущества правых, которое не вытекало бы из опрометчивости радикалов» 68 , – сокрушаются они, например, в 1873 году, а годом позже констатируют, что «левые и левый центр имеют между собой несравненно больше общего, чем правые и правый центр» 69 . Не меньше примеров употребления интересующих нас терминов в текстах полемических. «Возблагодарим республиканскую нетерпимость за установление полного единодушия в рядах правых», – восклицает в июле 1876 года бонапартист Кассаньяк. Со своей стороны, радикал Флоке в январе 1879 года призывает к союзу левых; возможно, именно тогда и рождается соответствующая формула: «Спасением Республики стал Союз левых… Союз левых – вот истина» 70 . Следует, разумеется, упомянуть и такое явление, как коалиция крайних, благодаря которой Гамбетта в январе 1877 года получил пост председателя бюджетной комиссии. «Правые решили исход противостояния между двумя группами левых, – комментирует бонапартистская газета. – Они почти единодушно и ничуть не скрываясь голосовали за радикальных кандидатов, а теперь радуются их победе» 71 . Механизм отлажен так четко, что Ферри делает его центральным пунктом своей избирательной кампании 1881 года, истинная цель которой, признается он, устранение достаточного числа непримиримых монархистов, дабы «раз и навсегда уберечь кабинет министров, отвечающий воле большинства, от коалиций правых с крайне левыми» 72 .
68
Le Temps. 27 avril 1873; опубликовано после избрания Бароде; цит. по: Kayser J. Op. cit. P. 70.
Клод-Дезире Бароде (1823–1906) – радикальный республиканец, победивший на частичных выборах 1873 года умеренного кандидата Шарля Ремюза, ставленника президента Республики Адольфа Тьера; поражение Ремюза испугало членов правого центра и привело их к более тесному союзу с правыми, а для Тьера окончилось отставкой. – Примеч. пер.
69
Le Temps. 11 mars 1874 ; цит. по: Caron F. La France des patriotes de 1851 a 1918. Paris: Fayard, 1985. P. 256.
70
Цит. по: Kayser J. Op. cit. P. 105. Другой возможный момент кристаллизации – тот «союз левых», который безуспешно пытался создать Гамбетта в марте 1876 года.
71
Цит. по: L’Annee politique. Paris, 1877. P. 5–6.
72
Речь в Эпинале 19 июня 1881 года; цит. по: Ferry J. Discours et opinions. Paris: Armand Colin, 1897. T. 6. P. 60.
Именно в этом контексте «сплочения республиканцев», дистанцирующихся от крайних меньшинств, и рождается одна из наиболее знаменитых формул оппортунизма, ошибочно приписываемая самому Ферри: «Опасность грозит слева». В действительности он только намекнул на нее, когда 14 октября 1883 года в Гавре указал на «частичные успехи партии непримиримых»: «Монархической угрозы более не существует, но ей на смену явилась другая, и мы обязаны взглянуть ей в лицо…» 73 . Формулировку и популяризацию лозунга взяли на себя противники Ферри. Так, накануне выборов 1885 года «Манифест комиссии республиканского радикального социалистического конгресса» клеймит «злополучного человека, который, забыв из ненависти к радикалам, кто наши исконные враги, не побоялся сказать стране: опасность теперь грозит не справа, а слева» 74 . Примеры можно было бы умножать до бесконечности. Для равновесия приведем высказывание Рауля Дюваля, сделанное в тот уже упоминавшийся момент, когда в 1886–1887 годах наметилось сближение партии старых бонапартистов и монархистов со сторонниками консервативной республики. «Если я смотрю налево, – объявил этот оратор членам палаты, – я вижу недоверие и подозрительность. Если я смотрю направо, я вижу многих коллег, которые из страха перед словом [Республика] не продвигают политику, которую в глубине души находят самой разумной» 75 . Несоответствие готовых этикеток реальному положению дел – другая тема, которой суждено большое будущее и на которую следует обратить внимание уже сейчас.
73
Ferry J. Discours et opinions. P. 172.
74
Recueil des textes authentiques des programmes. Paris, 1886. P. 70.
75
Цит. по: Rudelle О. La Republique absolue. Aux origines de l’instabilite constitutionnelle de la France republicaine. Paris: Publications de la Sorbonne, 1982. Р. 177.