Прайд
Шрифт:
– Кувшин создан для того, чтобы приносить пользу и ни для чего иного. Мало того, если вспомнить твои слова, он – совершеннее человека, ибо приносит пользу не говоря ни слова! Ваш бог должен был населить мир одними кувшинами.
Некоторое время все молчали, пытаясь представить себе эту картину. Впечатляло! Жаль я убил Драмена, ему бы понравилось. Видимо, пытаясь избавиться от картины мира, населённого одними кувшинами Баджара, как следует, потряс головой. Галина непрерывно хихикала и прижималась ко мне.
– Тогда им некому было бы приносить пользу, – выдавил из себя Баджара и вдруг воодушевился, – венец творения Божьего – человек! Он способен
– Всё это – чепуха, – оборвал я его патетические излияния, – человек наделён массой недостатков, как физических, так и моральных. А самое главное – человек смертен. Но венец творения существует. Хочешь я тебе его покажу?
Человек молча смотрел на меня расширенными глазами. Даже не знаю, чего он ожидал. Усмехаясь, я оторвал Галю от себя и одним плавным движением прокрутил её перед глазами Баджары. Хитрое создание тотчас поняло, что от неё требовалось и мгновенно избавилось от призрака одежды, оказавшись абсолютно обнажённым.
Длинные точёные ноги, переходящие в широкие бёдра и невероятно узкую талию. Едва заметная выпуклость животика и поблёскивающие полушария груди, скрытые ослепительной белизной ниспадающих волос. И над всем этим великолепием – гордо поднятое лицо: красота без изъяна! Баджара конечно, уже видел Галину обнажённой, но сейчас он молчал, не в силах произнести ни слова. Вот что значит: подать блюдо под нужным соусом!
– Посмотри на неё, – сказал я негромко, – разве она не совершенна? Мало того – она ещё и бессмертна! Как и все те, кого вы называете джиннами. Она прекрасна, неуязвима времени и оружию, а вы – люди служите ей игрушками или пищей. Но если ваш всевышний создал вас только для прислуживания нам, созданиям царя зла, то кто же, на самом деле, правит этим миром? Как ты смеешь называть себя венцом создания, если все вы – только пыль под ногами неспешно ступающего льва? – я помолчал и добавил, усмехаясь, – ну а пыль действительно может и помолчать, внимая рёву льва. А какие она выберет оправдания своему безмолвию – это личное дело пыли.
Но мой собеседник не выглядел раздавленным и блеск превосходства никуда не делся из его глаз.
– Вы тоже, далеки от совершенства, хоть и бессмертны, – сказал он поводя плечами, словно ему стало холодно, – ты видел белых кошек падишаха? Всякий скажет: эти людоеды – красивы и они, вне всякого сомнения, считают себя совершенством, но это не означает, будто тупые хищники – венец творения. Они – лишь безмозглые пожиратели человеческого мяса. А пыль…Было множество тиранов и завоевателей, провозглашавших подобное на развалинах завоёванных городов. Где они? Их имена стёрло время, а человеческая пыль поглотила их, смешав с другой пылью.
– Глупости, – отмахнулся я, – ты говоришь про людей, а мы переживём всех вас.
Баджара помолчал, а потом его губы раздвинулись в широкой ухмылке.
– Вспомнилось мне одно растение, – сказал он, продолжая ухмыляться, – красивое такое, с синими ароматными цветочками. Оно существует за счёт больших деревьев, за стволы которых цепляется. Пьёт их сок и умирает, когда дерево гибнет. А чем будете питаться вы, когда переживёте всех нас?
Сравнение с паразитом мне совсем не понравилось. Внутри тотчас вспыхнул огненный шар ярости, вынуждающий приложить наглеца головой о стену. Тем не менее я понимал, оплеуха зарвавшемуся человеку будет признанием поражения в этом споре. А этот нагло усмехавшийся засранец, явно провоцировал меня на такое действо. Не дождётся. Я сухо отрезал:
– Как я и говорил: пыль вольна придумывать любое оправдание своему низкому положению, суть её от этого не меняется. Высшие существа в этом не нуждаются.
Баджара молчал, но продолжал насмешливо улыбаться. Хотелось бы думать, что ему было нечего возразить. Галя тоже помалкивала, причём на её мордашке было такое глубокомысленное выражение, словно она уразумела смысл нашей беседы. Естественно, мысль об этом я исключал напрочь. Молчание начало концентрироваться, превращаясь в материальную субстанцию огромной плотности, причём масса этого незримого монолита увеличивалась с каждым мгновением.
– Ты проиграл спор, – задумчиво говорит женщина, – в гораздо более выгодном положении, чем, когда разговаривал с этим негодяем Грасти. Ты сам то понимаешь, почему?
– Просвети меня, – честно говоря, я думал, её скорее заинтересует загадочный случай в обсерватории. Не понимаю, я этого человека, – а потом ещё раз назови дураком. Тебе это должно понравиться.
Маленький зверёныш протягивает грязную ладошку между прутьев и ложит в пыль, предлагая сыграть в царапки, как я её научил, но у меня уже не остаётся сил даже на это. Я печально улыбаюсь, отрицательно качая головой и девочка, со вздохом, возвращается к матери.
– Ты – идиот, лишь, когда это касается чувств к твоим женщинам, – машет рукой человек, – а в данном случае проиграл лишь по одной простой причине – ты сам хотел этого.
– Да ну? – от улыбки, кажется, кусочки льда осыпаются с кожи в пыль.
– Хищник, может ты сам не понимаешь этого, но где-то, глубоко внутри тебя, живёт раскаяние, пусть не за все смерти, но за часть их, точно. Естественно, я не ожидаю от льва падения на колени и слёз, но такие вот мелочи…
Мы смотрим друг на друга. В этот момент я хочу её прикончить, даже больше, чем обрюзгшего ублюдка Грасти, пытавшегося поставить меня на колени. Он, по крайней мере, не пытался бередить мои самые больные раны. Я опускаю глаза. Первый раз я сдаюсь человеку.
Так она права?..
– Отправляемся на площадь, – скомандовал я и безмолвие треснуло, разлетевшись мелкими осколками, – думаю, Илья уже успел всё приготовить, а солдаты падишаха обеспечили необходимую аудиторию.
Баджара удивлённо уставился на меня, очевидно не понимая сути происходящего. Рот его приоткрылся, начиная какой-то вопрос, затем пленник передумал и тряхнув головой, сомкнул губы, опечатав уста гордым молчанием. Фраза, пришедшая мне в голову, выглядела весьма литературно и я посоветовал своему внутреннему стихоплёту использовать её в одном из виршей. Он, как обычно, промолчал, игнорируя своего хозяина.
– Уже полдень? – равнодушно поинтересовалась Галя, – помнится, ты собирался устроить это всё ровно в полдень?
– Полдень скоро, – пробормотал я, спускаясь, – совсем скоро…
Непривычно пустые этажи провожали нас безмолвными зевами открытых дверей и разноцветьем разбросанных по полу предметов, позабытых, в спешке. В одном месте я заметил маслянистую лужу, распространяющую характерный запах – видимо кто-то пытался оспорить приказ падишаха. Скорее всего солдатам удалось переубедить спорщика, но самого тела я так и не увидел.