Прайс-лист для издателя
Шрифт:
В этот момент позвонил его мобильный телефон. Он извинился и, достав аппарат, отошел в сторону.
– Добрый день, – услышал он голос Дюнуа. – Ты не поверишь, но я действительно вытащил министра из постели. И уже получил досье на нашего фигуранта. Он полтора года провел в тюрьме за попытку нелегального вывоза оружия. Вот такой у нас общий знакомый…
Глава 6
Дронго сжал телефон руками.
– Ему было предъявлено официальное обвинение?
– Нет. Его подозревали в закупке оружия, которое осуществлял один из его знакомых еще в середине девяностых. По подозрению в этих закупках его арестовали и продержали в тюрьме
– Колоритная личность был наш мелкий издатель из Майнца, – пробормотал Дронго. – Вы не знаете, чем закончилась встреча начальника полиции с супругой Табаковича?
– Не знаю. Но Фюнхауф обещал сегодня появиться на ярмарке. Я сообщил ему, что у нас есть новые данные по Табаковичу, полученные из Сербии и Венесуэлы, и он очень заинтересовался. Обещал приехать после полудня. Он тоже считает, что убийцу нужно искать именно здесь.
– Правильно считает, – сказал Дронго. – Я тоже подойду туда после двенадцати.
Он решил еще раз просмотреть экспозиции всех югославских республик. Конечно, среди привезенных книг были и издания по недавней истории Югославии, когда в каком-то невероятно кровавом безумии все воевали друг с другом. Дронго задумчиво просматривал книги о трагедии страны, выставленные почти в каждом балканском павильоне.
Он хорошо знал, что азербайджанцы и армяне также привезли свои книги по истории Карабаха, когда два соседних народа, веками живущие рядом, с небывалым ожесточением столкнулись друг с другом, порождая трагедии обоих народов. Обе республики вели собственный кровавый счет своим погибшим и жертвам. Затянувшийся конфликт продолжался уже почти четверть века, превратившись в один из самых опасных очагов напряженности на постсоветском пространстве.
Дронго задумчиво ходил между книжными экспозициями. Кажется, однажды Ростропович сказал, что нужно встать между двумя народами, принимая их выстрелы на себя, чтобы попытаться их примирить, попытаться объяснить соседям, что любой мир лучше этой затянувшейся войны. Но противоречия были слишком непримиримыми. Азербайджанцы считали, что изменение их территории, признанной всеми международными организациями, абсолютно неприемлемо, и не соглашались отдавать часть своей территории кому бы то ни было. Армяне, в свою очередь, считали, что их анклав в Карабахе не может более ни при каких обстоятельствах входить в состав Азербайджанской Республики, и настаивали на полной самостоятельности и независимости. Тупиковый путь был очевиден для всех, но международные посредники изо всех сил пытались найти хоть какой-нибудь приемлемый компромисс.
Дронго снова дошел до небольшой экспозиции Боснии. Халил Иззет уже разговаривал с каким-то немцем, яростно жестикулируя руками. Увидев нового знакомого, он радостно помахал рукой, словно они были знакомы уже много лет, попрощался с немцем и подошел к Дронго.
– Я должен был отметить свои наблюдения, – пояснил он, – поэтому не мог уделить вам должного внимания.
– Ничего страшного. Я так и подумал. У вас большая делегация?
– Нет. Нас всего четыре человека – директор сараевского издательства Салех Каримович, редактор нашей газеты Лейла Азизи и представитель министерства иностранных дел Аржан Милутинович. Только четверо. У нас нет средств, чтобы посылать сюда большие делегации, хотя мы пытаемся участвовать в этих франкфуртских ярмарках каждый год. Если же посчитать делегатов наших республик вместе – наберется человек сорок пять. Но это если сложить всех вместе. А вместе уже никогда не получится… Мы слишком хорошо помним все наши раздоры, чтобы снова соединиться. Может, когда-нибудь, через сотню лет, когда никого из ныне живущих уже не будет на свете.
Дронго мрачно слушал своего собеседника. Неужели и в Карабахе должно пройти сто лет, прежде чем два соседних народа забудут распри и согласятся на мирное сосуществование друг с другом?
К ним подошла высокая молодая женщина лет тридцати. У нее был характерный разрез глаз, немного вытянутое лицо, чувственные губы, тонкий изящный нос. Даже не взглянув на Дронго, она протянула какой-то лист бумаги Иззету.
– Передали из Сараево, просили уточнить, когда именно были изданы эти книги.
– Мы уже подготовили списки, – кивнул тот, – спасибо, Лейла. Я скажу Аржану, чтобы он послал им наше сообщение.
Молодая женщина молча отошла в сторону.
«Кажется, со мной что-то происходит, – неожиданно для себя подумал озадаченный Дронго, – третья женщина подряд. Сначала фройляйн Зудхоф даже не захотела со мной разговаривать, и я ей явно не понравился. Затем встреча с сестрой Видраны… ну, там хоть были реальные основания для неприятия. И, наконец, эта Лейла. Она даже не взглянула на стоявшего рядом с ней мужчину. Как минимум на меня раньше смотрели. Учитывая, что я выше Халила на полголовы, не заметить меня просто невозможно. Для моего самолюбия и тщеславия это хороший удар. Здесь меня практически никто не знает, а те, кто знает, не очень любят. Или я просто постарел? Пятидесятилетний мужчина не может интересовать молодых женщин. Но это неправда. Мадлен Зудхоф точно знает, кто я такой. Ведь их издательство пригласило именно меня на завтрашнюю презентацию. Но она смотрит на меня как на какую-то мышь, даже с отвращением. На меня никогда так не смотрели женщины, или же раньше я этого не чувствовал…
А вот София смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Но здесь как раз все понятно. Она считает, что я подставил ее старшую сестру и мужа, который благородно защищал ее честь. И ее трудно переубедить, тем более что ее сестра действительно сидит в тюрьме.
Теперь еще и эта Лейла… Она подошла к своему руководителю и даже ради интереса не захотела взглянуть в мою сторону. Или ее сестру я тоже посадил в тюрьму? Вообще непонятно, что здесь происходит. Такой удар по самолюбию».
– Самовлюбленный петух, – прошептал Дронго, – так мне и надо.
Он направился к кабинету, который выделили вчера для начальника полиции. Там уже сидели Дюнуа и приехавший Фюнхауф. Дронго подробно рассказал о полученном из Сербии сообщении. Затем Дюнуа рассказал о неприятностях Табаковича в Венесуэле. Настала очередь начальника полиции.
– Наши успехи не слишком впечатляют, – признался Фюнхауф. – Вчера я встречался с его супругой. Она считала, что ее муж был обычным научным сотрудником в Сербии, и ничего более о нем не знала. Они живут вместе уже четыре года, детей у них нет. Письмо из канцелярии было отправлено действительно Евой Ламбрехт, но она получила согласие самого бургомистра. С этой стороны все законно и правильно. Издательство ее мужа часто печатало для городских властей разные брошюры и плакаты.
– В самом издательстве работали сербы?
– Нет. Есть болгарин и чешка. Сербов нет, я проверял. Издательство небольшое, там работают в основном женщины и один мужчина-болгарин. Ему за шестьдесят, он развозит на своей машине различные материалы, которые печатают в их фирме.
– Он не может быть убийцей?
– Я проверил всех сотрудников издательства и супругу погибшего, – пояснил начальник полиции, – у всех абсолютное алиби. Она была на работе в канцелярии бургомистра, остальные работали в издательстве. Чтобы до-ехать из Майнца во Франкфурт и вернуться обратно, нужно не меньше часа. Никто из них не мог совершить это преступление.