Праздник Святой Смерти
Шрифт:
Дав приказ рабочим на завтра спилить злополучный тополь, Галина Петровна Ветрова – директор интерната – вернулась к себе в кабинет, на ходу переговариваясь с завучем по воспитательной работе.
– Я давно хотела спилить этот тополь! – говорила она. – Что за дурацкая идея была посадить такое дерево рядом с детским учреждением? Половину Одессы тополями засадили, в июне вообще дышать невозможно! Хорошо, что он упал!
– Так приказ был сверху, – осторожно кашлянула завуч, не всегда разделявшая непривычно вольные взгляды директора.
Та отмахнулась от завуча, как
Официально это был интернат для трудновоспитуемых детей и подростков – так это числилось по всем документам. Но на самом деле это был детский дом для детей врагов народа – тех, кто был осужден и отправлен в лагеря, а также тех, чьи родители уже давно находились в тюрьмах. Не обязательно за политические, часто – за уголовные преступления. В общем, антисоциальных элементов.
Поэтому дети были здесь разные – и страшные, и странные. И очень долгое время руководство никого не могло найти на должность директора, несмотря на высокую зарплату, льготы и довольно солидное положение. Те, кто пробовался на эту руководящую должность, выдерживали от силы месяц. Но в конце концов слава о страшном месте распространилась со скоростью ветра, и любые желающие поступить на эту тяжелую должность закончились.
Тогда стали официально назначать, но от этого дела пошли еще хуже. Бывшие чекисты и сотрудники правоохранительных органов не могли найти общего языка с детьми и ничего не смыслили в педагогике. А учителя и педагоги не обладали настолько сильным характером, чтобы держать в повиновении малолетних потенциальных преступников, не испытывающих к своим воспитателям, то есть мучителям, ничего, кроме ненависти.
Боль от потери родных, обида на жестокую судьбу, ненависть от несправедливости, злое, безжалостное обращение – все это превратило бывших детей в опасных и злобных зверьков, неспособных жить иначе, кроме как с ненавистью. В интернате страшно возросла преступность и побеги. Руководство разводило руками и не знало, что делать. До тех пор, пока одному из членов обкома партии не пришла в голову довольно здравая мысль. Он вспомнил о своей сослуживице по гражданской войне, которая в 20-х годах командовала отрядом Красной армии, – старой, убежденной большевичке с железным характером, которая к тому же по образованию была педагогом.
Женщина эта была в возрасте – за 60 – и давным-давно удалилась от всех дел. Но, поразмыслив и посоветовавшись с товарищами, этот вспомнивший о ней партиец решил, что лучшей кандидатуры не найти. Он отправился к боевой большевичке домой и соблазнял ее заманчивым, но лживым предложением райской жизни до тех пор, пока та не согласилась.
Надо сказать, что Галина Петровна была далеко не дурой и сразу поняла, что ее зовут в ад. Но сидеть дома ей было скучно, а деятельная натура все еще требовала выхода. И она согласилась.
Так у детского дома появилась директор. И уже через месяц стало понятно, что более удачный выбор сложно было сделать.
У
При этом Галина Петровна управляла детским домой стальной рукой, и через два года ее работы адское место превратилось в образцово-показательное заведение.
Надо сказать, что это было нелегко не только для нее, учитывая происходящее в стране и постоянный, тотальный голод. На дом выделялись очень урезанные средства, не хватало самого необходимого. Изо дня в день Ветрова билась над тем, как накормить детей, как приобрести самые необходимые вещи. Порой ей просто хотелось опустить руки – ситуация выглядела безвыходной.
И вот теперь, возвращаясь в свой кабинет после падения этого чертового дерева, вместе с завучем Галина Петровна снова и снова обсуждала финансовые вопросы. Несмотря на то что она не жила в детском доме, ее рабочий день редко заканчивался раньше 10 вечера, и к себе домой она возвращалась только к одиннадцати.
Было уже около десяти вечера, когда, заперев все документы в сейфе и ответив на самые важные вопросы, Ветрова распрощалась с завучем и собиралась уже выходить из кабинета. Она уже надела пальто и потушила свет, как вдруг услышала тихий, какой-то странный стук в дверь. Казалось, что не стучали, а скреблись.
Галина Петровна нахмурилась, включила свет и распахнула двери. За порогом стояла одна из новеньких воспитательниц, самая молоденькая. Лицо ее было залито слезами, а руки дрожали.
Надо честно сказать, что справедливость директора распространялась на всех. В первые же месяцы своей работы она разогнала всех, как она говорила, изуверов, садистов и солдафонов, ведущих себя с детьми как с заключенными. Физические наказания карались строго. Одного воспитателя, усердствовавшего в избиении воспитанников, она даже умудрилась отдать под суд.
Однако, несмотря на такие жесткие меры и на более-менее нормальную ситуацию с воспитанниками, найти новых воспитателей было очень сложно. Учителя и выпускники педагогических вузов здесь не задерживались. В конце концов некоторых старых воспитателей даже пришлось вернуть.
Но то, что директор полностью пресекла издевательства, сыграло ключевую роль не только для воспитанников: брать новых людей на работу стало несколько проще.
Девушка, которая, плача, вошла к ней в кабинет, летом закончила педагогический вуз, получила диплом и почти сразу пришла сюда на работу. Это было ее первым рабочим местом, поэтому опыта не было никакого, да и характер ее оказался слабоват. Впрочем, она как могла справлялась со своими обязанностями, понемногу находила общий язык с воспитанниками, и у Ветровой не было к ней особых претензий.