Преданные сражения
Шрифт:
18 июля меня вновь вызвали на совещание в Ставку Гитлера в Восточной Пруссии. Кроме меня здесь присутствовали командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Модель, Геринг и гаулейтер Восточной Пруссии Кох [47] .
Обстановка на фронте группы армий «Центр», как доложил генерал-фельдмаршал Модель, также становилась все более критической. Модель набрался смелости предложить, чтобы моя группа армий передала часть сил для стабилизации его фронта. К счастью, Гитлер не согласился с этим предложением.
47
Эрих Кох одновременно являлся имперским комиссаром обороны Восточной Пруссии.
Когда я в свою очередь доложил о развитии обстановки на моем фронте и при этом детально обосновал
Малоутешительным итогом этой беседы было выделение для моей группы войск «заградительного отряда», который должен был воспрепятствовать прорыву противника на Ригу через «брешь в вермахте», как выразился Гитлер.
Во время разбора обстановки между гаулейтером Кохом и генерал-фельдмаршалом Моделем произошел бурный словесный поединок. Кох доложил о строительстве укрепленных оборонительных рубежей в Восточной Пруссии, которое он начал без участия военных специалистов, по собственному почину. Генера-фельдмаршал Модель подверг критике совершенно ошибочное расположение укреплений. Этот спор в конце концов был улажен Гитлером.
Возвратившись в тот же день на фронт, я увидел, что положение нисколько не улучшилось. Противник вел по всему фронту непрерывные атаки многократно превосходящими нас войсками. Главные силы 43-й советской армии подошли к редким позициям боевого охранения нашего растянутого и фактически оголенного южного крыла. Широкая брешь между 3-й танковой армией и войсками южного крыла группы армий «Север» по-прежнему оставалась открытой. Никакой помощи в течение нескольких последующих дней нам оказано не было, и я снова (уже в который раз) решил доложить Гитлеру, что никаких средств для предотвращения прорывов, не говоря уже о подавлении противника, у меня нет. Окружение группы армий было, по всей видимости, вопросом нескольких дней или недель. Я сослался на свой меморандум от 12 июля.
23 июля во второй половине дня я получил из Ставки Гитлера телеграмму следующего содержания:
«Главнокомандующим группами армий “Север” и “Южная Украина” следует немедленно поменяться должностями. Сим присваиваю генералу пехоты Фрисснеру звание генерал-полковника.
Так завершилась еще одна глава моей командной деятельности в этой войне. Я прощался с подчиненными, испытывая чувство внутреннего облегчения и сознавая, что я ни в чем их не обманул. Я даже склонен был думать, что мой преемник, генерал-полковник Шёрнер, сумеет лучше меня решить трудные задачи.
К сожалению, события, происшедшие после моего ухода из группы армий «Север», полностью подтвердили мои наихудшие прогнозы. Группа армий в конце концов была окружена, в результате чего оказались потерянными ценные войска, прежде всего танковые соединения, нехватка которых так остро ощущалась позднее во время боев в Германии и, в частности, в Восточной Пруссии. Вскоре из остатков группы армий «Север» была образована группа армий «Курляндия» [48] .
В довершение всех несчастий в самый разгар этого кризиса произошло покушение на Гитлера. Я хочу заранее подчеркнуть, что до дня покушения я ничего не знал о намерениях заговорщиков и не замечал каких-либо признаков готовящегося переворота.
48
Группа армий «Север» была преобразована в группу армий «Курляндия» 25 января 1945 г. (в соответствии с приказом от 19 января 1945 г.).
20 июля в полдень в мой рабочий кабинет неожиданно зашел мой начальник штаба генерал-лейтенант Кинцель. Он был бледен и взволнован.
– Только что звонили из Берлина, – доложил он. – У телефона был полковник граф Штауффенберг.
– А кто такой Штауффенберг? – спросил я. – Мне он не знаком.
– Штауффенберг является теперь начальником штаба у генерал-полковника Фромма, – ответил Кинцель.
– Нет, вы ошибаетесь, начальник штаба у Фромма –
49
На тот момент Герхард Кюне еще не был генералом, производство состоялось только 1 сентября 1944 г.
– Нет, это так, – настаивал Кинцель. – Граф Штауффенберг сменил Кюне [50] . Он сообщил мне, что фюрер стал сегодня жертвой покушения. Он убит. Отныне следует подчиняться только приказам генерал-полковника Бека. Я должен оставаться у телефона, так приказал мне Штауффенберг. Он сказал, что Бек сию минуту будет говорить сам. В этот момент связь прервалась.
– Все это выглядит довольно странно, – рассуждал я – Генерал-полковник Бек давно в отставке. – И обратился к Кинцелю: – Немедленно выясните положение либо в ОКХ, непосредственно у начальника Генерального штаба, либо в ОКВ.
50
Штауфенберг действительно был назначен на этот пост совсем недавно – 1 июля 1944 г. (причем после его ареста Кюне вновь вернулся на свой пост).
В эту минуту раздался телефонный звонок. Я услышал голос генерал-фельдмаршала Кейтеля: «Фюрер жив! Он сам обратится по радио к немецкому народу».
Мы с тревогой ждали выступления Гитлера. Все были в подавленном настроении. Всех мучила мысль: как это известие отразится на наших фронтовых делах?
Прослушав передачу, я направился в войска, чтобы посмотреть, какую сенсацию это вызовет среди них. Повсюду, куда я приезжал, – в штабах, на передовой и в тылу – мнение было одно: люди осуждали заговорщиков. До поздней ночи повсюду спорили о покушении; говорили не столько о мотивах, сколько о самом происшествии и его результатах. Рисовали возможные последствия, которые повлекло бы за собой удавшееся покушение. Говорили о крушении фронтов, о прорыве Красной Армии, о хаосе, который это вызвало бы в Германии. Кроме того, у каждого перед глазами стояло требование, сформулированное нашими противниками на конференции в Касабланке в январе 1943 года, – требование безоговорочной капитуляции [51] .
51
14—24 января 1943 г. в Касабланке (Марокко) состоялись переговоры между президентом США Франклином Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем; И.В. Сталин был также приглашен, но не смог присутствовать на встрече. После завершения конференции западные союзники впервые озвучили официальные цели войны: безоговорочная капитуляция Германии, Италии и Японии.
Покушение привело к весьма опасному явлению – недоверию, в особенности к высшим военачальникам. Это недоверие усугублялось к тому же безответственным поведением «политических офицеров» – представителей нацистской партии в войсках [52] . Они не нашли ничего лучшего, как заниматься разжиганием страстей и доносами. Это приняло характер трагедии, особенно после того как началась инспирированная высшим нацистским руководством волна арестов, жертвами которых стали, в частности, опытные офицеры Генерального штаба [53] . Тем самым в это наиболее кризисное время всему руководящему аппарату армии был нанесен непоправимый ущерб. Серьезно пострадал авторитет немецкого командования и в глазах наших союзников.
52
Приказом Гитлера от 22 декабря 1943 г. в войсках введены должности офицеров национал-социалистического руководства (NSFO), которые появились в февр. 1944 г. Особые NSFO выполняли координирующую роль и назначались на должности от дивизии и выше, в штабах нижнего уровня – до батальона – вопросами политического руководства ведал один из строевых офицеров, на «общественных началах». такие офицеры подчинялись непосредственно командирам соединений и работали по планам, утвержденным Партийной канцелярией. В конце 1944 г. в вермахте (уровень дивизий и корпусов) было 1074 офицера NSFO (при штате в 1251 человек), а задачи национал-социалистического воспитания выполняли также около 48 тысяч офицеров «по совместительству».
53
Всего по делу о заговоре было арестовано порядка 700 человек и казнено около 200.