Преданные
Шрифт:
– Только ужин! – робко подтвердил я. Честно говоря, в тот момент я и не предполагал чего-то большего.
Моя невольная растерянность ее позабавила.
– Ладно, – улыбнулась она. – Завтра. Сегодня я еще немного поработаю.
– Но уже ночь.
– Белая ночь. Я люблю работать в это время.
– А где я вас завтра найду? – озадаченно спросил я. Вдруг она не придет?
Мой испуганный голос снова ее развеселил.
– Здесь. Приходите в семь вечера. Завтра понедельник, будет не так много желающих позировать.
– Я приду.
– А портрет свой вы забирать будете?
– Естественно!
–
Сначала мне показалось, что это не я. Анна пошутила и показала мне кого-то другого. Я был ошарашен, смотрел на портрет и прозревал: это я! Только другой. Непохожий и одновременно истинный «Я».
Видя мое удивление, Анна озадаченно спросила:
– Вам не нравится?
– Нравится, – глухо ответил я. – Я впечатлен. Анна, вы настоящий художник.
Я достал из портмоне рубли, начал считать. Кажется, у меня не хватало. Надо было больше взять наличных. Но в городе криминальная обстановка, позавчера у одного нашего коллеги свистнули кошелек. В другом отделе портмоне лежали франки. «Возьмете франки?» – «Да, у нас меняют, спасибо».
А к ней уже подсела девушка. Совсем молоденькая, наверное, школьница. С огромными синими глазами, каштановыми волосами, собранными в узел. А потом она распустил волосы… Ох! Красивая. Очень красивая девушка. Она какое-то время следила за работой Анны, пока та меня рисовала, потом открыла свой блокнот и делала наброски карандашом. Мне показалось, что синеглазка тоже художница. Они о чем-то переговорили, и Анна начала ее рисовать… Возле них крутились молодые парни. Мне стало завидно: парни были веселые и беззаботные, молодые и привлекательные. В свои тридцать три я выглядел стариком по сравнению с ними. Я решил, что на этом празднике жизни я лишний…
Какое все-таки чудо – эти белые ночи! Смотрю в окно: крыши Санкт-Петербурга. Невдалеке виден купол Исаакиевского собора. А передо мной – портрет незнакомого меня. На рисунке заурядный человек невыразительной внешности. Только глаза! Анна разглядела, что внутри этого неприметного человека бушуют страсти. Неужели я такой и есть?
Значит, мне предстоит большая работа, чтобы завоевать эту девушку. Моя неброская внешность ее не впечатлила, это понятно. И вряд ли здесь, в своем городе, она сможет разглядеть во мне нечто более важное, чем внешность. А вот в Париже! В Париже я смогу покорить ее сердце. В Париже нет белых чарующих ночей, но есть нечто иное – парижский шарм. А еще я покажу ей Бретань. И многое другое. Необходимо время…
Два часа ночи. За окном светло. Удивительный город! Удивительные люди, непохожие на нас, французов. Здесь много красивых лиц; русские немного наивные, гостеприимные и открытые, но, если им что-то не нравится, они говорят об этом прямо. Даже сердятся. Кажется, что они проявляют агрессию. Но это не так, это просто их сущность: и радоваться, и проявлять недовольство открыто. В Париже так себя вести не принято.
Глаза слипаются. С мыслью о русской художнице Анне я засыпаю. Завтра мы увидимся снова…
Глава 2. Париж. Наши дни
Париж. Наши дни.
Анна Карель прошла паспортный контроль, досмотр ручной клади и расположилась в зале ожидания аэропорта Шарль-де-Голль. Она настроилась на долгий вояж. Сначала Стамбул. Затем предстоит провести около пяти часов в транзитной зоне. Из-за дурацких санкций попасть в Москву прямым рейсом сейчас нет возможности, приходится искать варианты с пересадками.
Рейс ранний; в ожидании приглашения на посадку пассажиры дремлют, облокотившись на спинки кресел. Анна пристроилась на сиденье прямо перед стойкой регистрации: в числе первых можно зайти на борт самолета.
Как же медленно идет время. До посадки оставалось еще полчаса.
Тревога и подавленность не оставляли ее. Череда необъяснимых событий, разыгравшихся вокруг, не прекращалась вот уже шестой месяц. Жизнь Анны превратилась в нереальную, запутанную, бесконечную драму. С ней происходило нечто совершенно немыслимое. И осознать, почему все это происходит, ей не удавалось, как она ни старалась. Поначалу было страшно; и страх от сознания своего одиночества и непонимания происходящего, страх перед неизвестным и могущественным кем-то или чем-то преследовал ее. Потом страх утих и появилось безразличие. Потом тоска.
Полгода назад судьба послала Анне Карель, урожденной Верещагиной, испытания. Двадцать шесть лет счастливой и безбедной семейной жизни завершились в одночасье. Она бы стойко преодолела свалившиеся на нее невзгоды и несчастья, если бы не одно «но»: все, что случилось с ней за эти месяцы, произошло не по воле Случая или зигзагов Судьбы, а по чьему-то злому велению. Она осознала это достаточно четко. Кто-то (сам дьявол, видимо) по необъяснимой причине стал ее преследовать. Если бы Он (кто – Он?) просто убил ее, то пусть бы так и случилось. Но Он действовал более изощрено: причинял зло тем, кого она любит, наслаждаясь ее страданиями.
Она не понимала, по какой причине этот «кто-то» так поступает с ней.
Все началось со смерти мужа. Любимого мужа. Счастливая жизнь закончилась в один момент.
С Ноэлем Анна прожила двадцать шесть лет. Познакомившись с милым французом в Санкт-Петербурге в июне девяносто шестого года, она поначалу не восприняла его ухаживания всерьез. На тот момент, будучи студенткой последнего курса российской Академии художеств (только-только были сданы экзамены летней сессии), Анна, как и большинство студентов-художников, подрабатывала портретистом на улицах города. Ноэль приехал в северную столицу в командировку: французская фирма сотрудничала с российскими компаниями в области биотехнологий.
Гуляя по питерским улицам, Ноэль застрял в Екатерининском саду и наблюдал за работой художников. Портреты Анны ему понравились больше всего: кроме внешнего сходства, в ее работах было еще нечто, чего он не мог объяснить. Как только Анна закончила писать портрет заезжего туриста, Ноэль плюхнулся на освободившийся стул.
Позже он рассказывал друзьям, что влюбился в русскую художницу именно в тот момент, когда позировал ей. Ему нравилась роль натурщика, и он отчаянно хотел продлить этот момент… Потом пригласил симпатичную девушку в ресторан, сообщил, что вдовец (в тридцать-то лет!) и воспитывает маленького сына. Анна не поверила, решила, что он «давит на жалость», и никаких романтических свиданий не позволила. Надо сказать, что француз и не настаивал на более смелых отношениях. Однако, вернувшись во Францию, Ноэль девушку не забыл, часто звонил и приглашал в гости. И Анна приглашение приняла. Когда еще будет возможность увидеть Париж?