Преданный друг
Шрифт:
Я замялась.
— Знаю.
— Спой нам, — сказал он просто.
— Да, — поддержал Егор, — давай.
Я внимательно и долго разглядывала их обоих, раздумывая, обидеться мне или нет.
— Вы насмешничаете надо мной?
— Насмешничаем? — Лаврик изумленно вздернул брови, будто услышав это слово впервые, потом нахмурился, покачал головой. — Над друзьями не насмешничают, Ника.
Я до этого и не знала, что у меня есть самые настоящие друзья.
...Не знаю, сколько я сидела там в окружении призраков прошлого и смотрела на колесо.
В какой-то
ГЛАВА 12. НИКА
Он, казалось, был почти не удивлен, увидев меня, но самое странное и одновременно правильное было в том, что и я не была удивлена.
Как будто я просто ждала его.
Как будто мы просто условились о встрече.
— Ника. — Снова этот профессиональный, отстраненный голос, как будто он вот-вот начнет расспрашивать меня про жалобы и просить измерить температуру. — Что ты делаешь здесь?
— Сижу, — сказала я, сжимая на коленях руки, которые вдруг перестали слушаться и превратились в негнущиеся деревяшки. — А ты?
Холодный ветер безразлично бросил в нас пригоршню мелкого дождя, и Егор сделал шаг ближе, закрывая меня от непогоды, как делал всегда.
Даже сейчас. Даже зная, что я сделала, он оставался тем самым Егором, которого я помнила: подай девочке руку, предложи ей зонт, подними упавшую ручку, будь мужчиной, всегда будь рядом с девочкой настоящим мужчиной, что бы ни случилось,какой бы предательницей эта девочка ни была…
— Тебе нужно домой, Ника, — сказал он, бросив взгляд на нахмурившееся небо над нашими головами и не отвечая на мой вопрос. — Сейчас начнется дождь.
Я крепче сжала руки, будто, цепляясь за себя саму, могла обрести чуть больше силы духа.
— Я приходила к вам. Я хотела поговорить с тобой.
Крошечное изменение потока воздуха, покалывание на коже — Егор опустился на скамейку рядом со мной, и я услышала, как и он сделал этот легкий прерывистый вздох, будто и ему тоже стало чуть легче и одновременно чуть тяжелее дышать.
— Я знаю. Мама сказала мне. — Он знал это, но хотел, чтобы сначала сказала я сама. Чтобы я показала, чтоготоваоб этом говорить. — Она сказала мне, что прогнала тебя и сказала не возвращаться... когда перестала плакать.
Мои плечи поникли, когда мокрое от слез лицо Ульяны Алексеевны предстало перед моим мысленным взором.
— Я позвонил твоей маме, и она сказала, что ты ушла два часа назад и все еще не вернулась, — продолжил Егор. — Я попросил у нее твой номер телефона, но телефон ты оставила дома. И тогда я отправился тебя искать.
— Ты знал, что я буду здесь, — пробормотала я.
— Почти знал, — кивнул он, поглядев на меня.
Я встала — мне нужно было заставить себя отстраниться от него сейчас, — но он тут же поднялся следом за мной и повернулся ко мне лицом, вынуждая сделать то же самое и посмотреть в его темные и безрадостные, как наше прошлое, глаза.
—
Мой голос был похож на шелест ветра:
— Чтобы увидеть тебя.
— ...И зачем ты хотела меня увидеть?
— Чтобы сказать тебе, что я... — Нет, я не могла позволить себе и сейчас сдаться и сбежать. — Я тебя люблю.
Молчание падало между нами тяжелыми каплями дождя, и в груди у меня тоже было мокро и холодно, но теперь я сказала все. Правильно или нет? Я не спрашивала себя. Я хотела, чтобы Егор знал. Я не могла скрывать это от него, особенно теперь, когда все остальное было уже раскрыто, и прятать и прятаться не было смысла.
— Ты ненавидишь меня, да? — прошептала я, даже не понимая, что плачу, пока не почувствовала, как слезы щекочут щеки.
— Нет, — сказал он безрадостно. — Я тебя не ненавижу.
Мне так хотелось обнять его, мне так хотелось сказать ему, что я готова сделать все, что угодно, лишь бы он дал мне только крошечную надежду на то, что когда-нибудь в обозримом будущем сможет меня простить…
— Егор, — начала я, вложив в это имя всю свою любовь, и лицо его исказилось от такой сильной боли, что она едва не разорвала меня напополам.
Он без единого слова ухватил меня руками за плечи и притянул к себе. Я прильнула ладонями и лбом к его груди, обмирая от его близости и одновременно чувствуя себя так, будто нашла наконец место, где могу быть сама собой. Его щека коснулась моего виска, руки крепко прижали меня к груди, как много лет назад, в день, когда мы расстались, и я дала волю слезам, оплакивая нас обоих за нас двоих.
— Я думала, что ты меня возненавидишь… Я думала, что ты никогда меня не простишь… — лились вместе со слезами мои торопливые слова.Он простил меня. Он слушает меня и все понимает, он самый лучший, самый хороший, мой любимый...— Я боялась, Егор, я так боялась, что уговорила Лаврика уехать из деревни, чтобы не видеть тебя и не говорить с тобой… Я едва не поехала тайком от него в больницу, чтобы сделать аборт и сказать ему, что я потеряла ребенка... Мне было так страшно остаться одной, беременной, и папа тогда уже так сильно болел, и я совсем не знала, что мне делать!.. Если бы ты знал, если бы ты только знал, как плохо мне тогда было!
В следующее мгновение Егор отстранил меня — так твердо, резко и неожиданно, что я буквально подавилась всхлипом и испуганно уставилась в его лицо.
— Я не знаю, как плохо было тебе, Ника, — проговорил он отрывисто, и на этот раз все попытки скрывать чувства были бесполезны. — Но я знаю, как плохо было мне. Я уехал, оставляя любимую девушку и лучшего друга, в которых я был уверен, как в самом себе, а когда вернулся — меня не ждал никто и ничто. Только рассказычужих людейо том, как быстро накрыла вас любовь, предположения, которые я бы не хотел слышать, но которые оказались правдой, косые взгляды и насмешки над моей глупостью и доверчивостью, потому что уж точно вы двое уже давно обманывали меня и с нетерпением ждали, когда я уеду, чтобы остаться наедине.