Преданный друг

Леру Юлия

— Это не так! — почти выкрикнула я. — Мы никогда не обманывали тебя, мы ничего не скрывали, мы...

— Ника, не надо сейчас об обмане, — промолвил Егор так, словно каждое слово ему приходилось вырывать из себя клещами. — Я не хочу наговорить тебе того, о чем мы оба пожалеем. И того, о чем пожалею только я.

— Поговори со мной! Ну пожалуйста, нам нужно поговорить… — Но дрожь в голосе выдала меня, и Егор почувствовал ее, почувствовал мою слабость — и тут же взял себя в руки и отступил от линии огня, позволив противнику сбежать без

единой пролитой капли крови.

— Твоя мама волнуется. — Он убрал руки с моих плеч, и ветер, будто дожидаясь этого, снова ударил мне в лицо. — Возвращайся домой, Ника. Начинается дождь.

Но ты же простил меня! Ты же только что обнимал меня, как ты можешь вот так меня оттолкнуть!— вскричало мое сердце… вот только уже в следующий миг, короткий, как промежуток между выдохом и следующим вдохом, я поняла, что приняла желаемое за действительное.

Потому что это не было прощение. Егор простоутешилженщину, которая плакала, поддержал ее в минуту слабости, и я знала, что будь на моем месте Майя или Эмилия, скорее всего, он поступил бы точно так же.

Но теперь я сказала ему, что все еще его люблю. Я дала ему понять, что все еще хочу быть с ним, и сейчас, когда Егор знал все, именно он должен был принять то самое решение, которое мы с Лавриком не позволили ему тогда принять.

Так что я оттерла слезы и, кутаясь в пальто и то и дело поглядывая на небо, с которого уже начали падать первые капли дождя, направилась к выходу из парка. У самых ворот я обернулась. Егор стоял там же, где я его оставила, и смотрел на колесо.

ГЛАВА 13. НИКА

Мы с Лавриком созванивались трижды в неделю, чтобы я могла послушать голос Олежки. Можно было бы и каждый день, но сам Лаврик был часто занят допоздна, а кроме того, я не хотела «перетягивать одеяло на себя» и отнимать у отца внимание его сына.

В первые дни мой мальчик взахлеб рассказывал мне о том, как они катались на велосипеде и ели чурчхелу, которую делала бабушка Заза, как они рисовали и лепили зверушек из пластилина, как ходили в парк и «мам, папка мне купил такой большой воздушный шар, что я едва не улетел в небо, представляешь?».

Но потом разговоры стали менее радостными, Олег стал считать дни до моего приезда, спрашивал, как там без него «в саду» — еще один больной вопрос, который мы с Лавриком решать на первых порах не стали, но о котором стоило бы задуматься серьезно. Не могли же мы месяц водить сына в один детский сад, а месяц — в другой? — и однажды уже на третьей неделе Лаврик позвонил мне из офиса днем и сказал, что у нас проблемы.

— Мама сказала, он плачет целый день, не ест, хочет к тебе, — сообщил он расстроенным голосом, когда я встревожено спросила, что стряслось. — Вчера тоже куксился, но еще крепился, а сегодня, как видно, допекло. Может, ты приедешь?

— Ты хочешь, чтобы я забрала его? — спросила я

обрадовано, но тут же одернула себя. — Прости. Я просто ужасно соскучилась.

— Угу, — сказал Лаврик хмуро. — Прощаю... Вот ко мне он так не просился.

— К тебе не просился, потому что болел, — напомнила я. — А там тоже дни считал до твоего приезда.

— Да ладно, Ник, что ты рассказываешь. — Он вздохнул, я услышала, как зашелестели страницы. — Он привык быть постоянно с тобой. А я... я ж всегда торчал на работе. Мое отсутствие он так не воспринимает.

— Ты торчал, потому что тебе нужно было разгребать дела отца и вникать в бизнес. А еще кормить нас, — снова напомнила я. Подумала, как сделать лучше, прикинула все варианты, и поняла, что годится только один. — Лаврик, я сейчас позвоню на вокзал и закажу билет. Приеду завтра и поживу с вами до двадцать девятого, а там уже вместе с Олежкой сюда и вернусь. Мама должна справиться без меня. Она поймет.

— Ты такая решительная, когда дело касается сына, — заметил он с усмешкой. — Жду тогда. Пошлю кого-нибудь тебя встретить с вокзала?

— Да, — сказала я. Перспектива ехать в Мертвый город (прим. — народное название микрорайона «Звездный» в Оренбурге. В нулевых, когда велась застройка, там почти не ходил транспорт, а за последними домами начиналась настоящая пустошь, так что название более чем соответствовало. Сейчас, конечно, он совсем не «мертвый») на такси или на автобусе с пересадкой меня не радовала.

Так что на вокзале меня ждал водитель Лаврика, и до дома я доехала без проволочек. Олежка и Заза Гедевановна встречали меня у подъезда, и мой сын, притоптывавший от нетерпения все время, пока я выбиралась из машины, кинулся мне навстречу так стремительно, что едва не полетел носом на асфальт.

— Ма-а-ма-а! — Я раскрыла объятья, и сердце у меня одновременно взлетело к горлу и рухнуло вниз, когда я услышала в голосе Олежки слезы.

Господи, какой он все-таки еще маленький.

— Ну ладно тебе, сынок, не плачь, — сказала я, целуя Олежкин лоб там, где он не был прикрыт шапкой, и прижимая сына к себе так, чтобы удобнее было поднять его на руки. — Я приехала. Все хорошо.

— Мам, — всхлипнул Олежка мне в плечо, обвивая мою шею руками. — Я так тебя ждал. Не уезжай больше.

Заза Гедевановна уже забирала из рук водителя мою небольшую сумку с вещами, которую тот достал из багажника, так что мне можно было сосредоточиться на ребенке. Я подняла Олежку на руки и понесла его в подъезд, и он смирно сидел и молчал, хотя обычно почти сразу начинал возмущаться и говорить, что он не маленький и может идти сам.

Меня накормили и отправили отдыхать после пятичасовой дороги, и даже тогда мой сын, которого обычно днем укладывали спать с боем, сам лег рядом, приткнулся мне под бок и уже скоро мирно сопел, наполняя меня чувством вселенского спокойствия и тепла.