Преданный друг
Шрифт:
— Ну мам! — возмутился он.
— Не нумамкай мне, — строго сказала я, доставая из сумки салфетки, чтобы вытереть сыну руки. — Смотри, какой тычумаз'eй. Придется тебе сегодня организовать внеочередное купание. Прощайся с друзьями.
— Ну мама! — заныл он, оглядываясь на друзей, которых, к слову, тоже растаскивали в разные стороны их мамы и бабушки. — Ну дай мне пять минуточек, а?
— Завтра придешь и поиграешь. Придем домой, я сразу твою одежду в стирку
— Идем, — мрачно сказал он и очень тяжело вздохнул. — Только за руку не бери.
— Ладно, — сказала я. — Не буду.
Мой сын покорно попрощался с друзьями и поплелся за мной, правда, уже за воротами площадки отодвинулся от меня, насупился и всем своим видом стал изображать недовольство и обиду.
— И чего надулся?
— Ничего. — Резко и глухо.
— Раз ничего, тогда… — начала я с намерением сделать Олежке замечание, но фразы не закончила, так как в кармане плаща завибрировал телефон.
Номер Егора, который я внесла в записную книжку в день, когда мы встретились на колесе. Черно-белый конвертик сообщения в правом углу экрана — и я вдруг почувствовала какое-то сверхъестественное спокойствие, увидев адресованные мне буквы.
«Я знаю, что ты уезжаешь».
***
— Мам, только не забудь сейчас постирать мою куртку, ладно? Я обещал Пашке, что завтра приду, — напомнил о себе Олежка, когда мы зашли в дом, но я едва обратила на него внимание.
— Иди, переодевайся, — и пошла в кухню, где моя мама готовила обед и откуда уже вкусно пахло щами.
Притворила за собой дверь.
Прижалась к ней спиной.
Решилась.
— Мам.
Она обернулась от плиты, у которой стояла с ложкой в руках, и, казалось, совсем не удивилась, увидев меня такой.
— Уже пришли? Сейчас будем обедать.
Я уперлась затылком в дверь, взгляд скользил по родной кухне, но будто не узнавал. Телефон жег мне карман плаща, и сообщения, на которые я ответила лишь однажды, тоже будто жгли мне разум.
«Нам нужно увидеться».
«Тебе не нужно меня бояться, Ника».
«В 5 на колесе», — написала я и выключила телефон, чтобы не дать себе шанса передумать.
— Зачем ты сказала Егору?
— Что я сказала? — удивилась мама.
— Что я уезжаю. Это ведь ты?
Но она покачала головой.
— Нет, Ника. Это не я. И я не видела Егора уже очень давно. Как я могла сказать?
Я еле слышно застонала от бессилия, ткнулась в дверь затылком.
— Он хочет встретиться со мной. Поговорить. А я так не хотела, чтобы он узнал!..
— И что же, значит, не встретишься? — спросила мама, спокойно отворачиваясь от меня к плите. — Не пойдешь?
Я посмотрела на
И у меня была сотня дел и тысяча отговорок.
— Мне нужно уложить Олежку спать.
— Так я уложу, — сказали мне мамин голос, уверенный разворот плеч и прямая спина.
— Мне нужно закинуть в стирку его куртку и штаны.
— Так я закину, — подтвердил строгий пучок темно-рыжих, как у меня, но с проседью, волос.
— Я не пойду.
— Ну что же, не ходи, — нестройно запрыгали в ушах сережки-капельки, когда мама дернула головой. — Садитесь, поешьте, а потом уложишь Олежку, и посмотрим какой-нибудь фильм...
Как же трудно иногда быть взрослой и самой принимать решения.
И я уже набрала воздуха в грудь и почти попросила у мамы совета, как в дверь забарабанил Олежка.
— Мам, а чего это вы там закрылись? Какой-то сюрприз мне готовите?
— За что это тебе сюрприз, за внеочередную стирку? — заворчала я, открывая дверь и позволяя ему вломиться внутрь. — Руки помыл? Бабушка нам такой вкусный суп приготовила, скорее садись!
— Ну конечно, помыл! – тут же заявил мой проголодавшийся после прогулки сын, забираясь на стул и показывая нам чистые ладошки. — Бабушка, не клади мне большую капусту, ладно? Она скользкая!
— А мясца тебе положить? — подмигнула мама.
Олежка, страшный мясоед, как и его папа, сразу оживился:
— Мясца? Эт-то мо-ожно!..
И, глядя на своего сына, за будущее которого я несла ответственность перед собой и миром, я решилась.
ГЛАВА 16. ЕГОР
Хоть разбейся, хоть умри — не найти верней ответа,
И куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
Неизменно впереди две дороги — та и эта,
Без которых невозможно, как без неба и земли.
(Булат Окуджава)
Он не мог перестать следить за стрелками часов.
Было всего полпятого, и времени было еще много — он никогда не опаздывал сам и не понимал опоздания у других, — но все же Егор сидел за столом вместе с родителями, ел голубцы, которые не любил с детства и к которым мама тоже с детства пыталась его приучить, и отсчитывал минуты до момента, когда можно будет без подозрений подняться из-за стола и уйти.
Ника не собиралась ему говорить.