Предатель рода
Шрифт:
Быстро поднявшись, девушка схватила ночной горшок и побрела по коридору, сердце бешено колотилось в груди. Она заставила себя успокоиться – дыхание замедлилось, руки перестали трястись. Но охранники постарались обойти ее как можно дальше – ее и ее вонючее оружие, – не удостоив и взглядом. Все знали, кто она. Все знали, что на нее можно не обращать внимания. Такова судьба безродных в Шиме – с ними обращаются как с животными. Она была невидимкой. Ходила, дышала. С ней очень редко разговаривали. И никогда не прикасались. Невидимка – для всех намерений и целей.
Учитывая все обстоятельства, это сыграло ей на руку.
Когда
Завод по переработке чи у залива Киген рос как опухоль; перепутанные, словно ветви вереска, линии набухших труб и раздутые резервуары злобно пялились на лабиринты переулков грязными стеклянными глазами. Дымоходы, усеянные горящими прожекторами, выплевывали в небо смог, окутывая разрушающиеся окрестности завесой удушающего пара. Из недр завода вырывалась высокая, словно дом, ржавая труба, которая затем вилась червем на север, через вялые черные глубины реки Дзюнсей. Вдоль масляно-грязных улиц Даунсайда – самого дешевого и самого мерзкого района Кигена с покрытыми битым камнем улицами – нависали стеллажами ветхие квартирки и полуразрушенные козырьки домов. Нужно было дойти до самого дна бедности или отчаяния, чтобы решить здесь поселиться.
Именно там она и находилась все восемнадцать лет.
На одежду служанки был накинут изношенный плащ, лицо закрывал грязный платок, широкая соломенная шляпа, низко надвинутая на здоровый глаз, съежилась от палящего солнца. Когда Никто завернула за угол к своему жилищу, которое она снимала в многоквартирной башне, навстречу ей из мрака метнулась тень, тихая, как последний вздох. Огромная – размером почти с ребенка, – без ушей и только с половиной хвоста, сине-черная, точно дым лотоса. У существа была изуродованная морда с кривыми зубами, клочкастый мех, прикрывающий многочисленные шрамы. В наше время такие тени стали в Кигене большой редкостью. Глаза ее были цвета мочи на свежем снегу – ярко-желтые.
Кот. Чертов метис. Котяра.
Никто опустилась на колени и почесала кота за ухом, которого не было.
– Привет, Дакен. Скучал по мне?
– М-м-мур-р, ум-м-мр, – замурмуркал он, как клинок чейн-катаны.
Никто поднялась по узкой лестнице башни, Дакен пошел следом. Стены были закрыты плакатами с изображением армии Кигена, расклеенными через несколько дней после смерти Йоритомо-но-мии – кампания по вербовке беднейших и бесклановых жителей города в армию, где им обещали трехразовое питание, чистую постель и возможность умереть, защищая пустой трон.
На площадке четвертого этажа Никто перешагнула тонкую, словно трещина, скрючившуюся фигурку, потерявшую сознание в луже собственной рвоты. Серая кожа, закатившиеся красные глаза. Она не могла понять, почему какие-то придурки всё еще курят сейчас, когда уже известно, как выращивают кровавый лотос. Не обращая внимания на несчастного, она отперла дверь и проскользнула внутрь.
– Привет, сестренка. – Йоши оторвался от карточной игры. – Как дела?
Ее брат сидел на полу у низкого столика, заваленного картами и монетами. Его волосы, заплетенные в несколько рядов замысловатых кос, рассыпались по плечам черной узловатой рябью. Он был ужасно бледным, с острыми чертами лица – красавцем с таким же острым подбородком и темными круглыми глазами, что и у сестры, которые сверкали, словно сюрикен, под бровями. Верхняя губа и щеки будто припорошило пылью – пробивались первые усы. Он был чумаз, как облакоход, и одет в грязные лохмотья. На голове криво сидела коническая соломенная шляпа с оборванными краями. На год старше ее, но всё еще юноша – худощавый, с крепкими мускулами и длинными ногами, – медленно превращавшийся в мужчину.
– Я в порядке, – вздохнула она. – Не могу поверить, что ты до сих пор не ложился…
– Ты недостаточно взрослая, вот я и дожидаюсь тебя, девочка. – Йоши приподнял над столом бутылку дешевого рисового вина. – Кроме того, у нас гость.
Никто поморщилась и повернулась к юноше, сидевшему рядом с братом.
– Выигрываешь, Джуру?
Джуру взглянул с другой стороны стола, пальцы зависли над стопкой медных кусочков. Он был примерно того же возраста, что и Йоши, но ниже ростом. Темные глаза прикрывали мягкие вьющиеся пряди черного цвета, щеки раскраснелись от вина. Из поджатых губ свешивалась пустая трубка для курения. Мускулистую руку обвивала красивая татуировка тигра – такое на дне увидишь редко, если только на трупе с совсем пустыми карманами.
– Выигрываю? Всегда. – Джуру одарил ее своей улыбкой сердцееда, перевернул карту с листом клена и сдвинул шляпу с глаз Йоши. – Моей заднице всегда везет.
Йоши выругался и швырнул монетку. Квартира было крошечной. В ней стоял низкий столик и валялись прелые подушки, от вольфрамового шара на потолке падал грязный свет. На полу рядом с мальчиками стоял звукобокс из дешевого олова и спутанных медных проводов, украденный прошлой зимой из фургона какого-то торговца. Через крошечное окошко жалкий бриз едва доносил звуки наступающего утра: город шумно потягивался, автоглашатаи уже рыскали по улицам, со стороны завода слышался свист пара.
Никто бросила горсть медных кука на стол среди игральных карт. Монеты были прямоугольной формы – две полоски плетеного металла, потускневшие от следов тысяч пальцев.
Джуру присвистнул.
– Яйца Идзанаги. Целый месяц выносить дерьмо за такие гроши? Тебе лучше попрошайничать на улице, девочка.
– Я тоже лучше бы сдавала тебя напрокат в доках, если тебя это так волнует.
– Да мы бы через пару недель разбогатели и вышли на пенсию.
Она рассмеялась, и Джуру ухмыльнулся, глядя на свою пустую трубку, – он бросил курить лотос после того, как нарушились поставки сырья для удобрений иночи, но так и не смог отказаться от привычки сосать черенок трубки.
– Ничего не забыла? – спросил Йоши, лениво приподняв бровь.
Никто вздохнула, опустилась на корточки и почесала пунктирный шрам под повязкой на глазу. Достав из-под кимоно кусок металла, она взяла его в руку. Это было тупоносое устройство с коротким стволом шириной с большой палец, матово-черное, уродливое, как шлюха, продающая себя за медные куки. Конструкция была асимметрична – сплошь трубки, заклепки и угроза смерти от свинца. Рукоятку из полированного дуба украшали золотые тигры и глубокий шрам, образовавшийся от удара об булыжник, когда его прежний владелец умер.