Предатель
Шрифт:
Вдоль стены, пытаясь до времени оставаться в тени, Кучер и двинулся, готовый в любой момент броситься назад. Стояла тишина. Только по-прежнему дул ветер, как последний скряга, пересыпавший кучи песка с места на место.
Кучер остановился, придирчиво осматривая каждый закуток. Если он хотел добраться до разрушенного здания – следовало решаться на короткий бросок по открытой местности. Перспектива не радовала. Парню виделись десятки кровожадных глаз, следящих за ним из укрытий. Однако выхода не было. Если он хочет определиться с ночлегом, следовало рискнуть. Это было последней осмысленной фразой, что оформилась в его голове.
Кучер рванулся с места, рассчитывая быстро одолеть открытое пространство, а потом подтянуться и, ухватившись за выступ, в два приема оказаться на втором этаже. Но даже если бы он так не торопился, конец его ждал один.
Как только он оторвался от стены, мир мгновенно потерял краски. Картинка застыла, от всех многочисленных оттенков остались лишь два цвета – белый и черный. Его нога угодила в ослепительный прямоугольник. Воздух всколыхнулся и столб света стал подниматься. Словно белая краска залила ботинок и ногу до колена, закрасив тени. Кучер хотел поставить ногу на мостовую, но, к своему ужасу, осознал, что земной поверхности нет. Его ботинок падал в пустоту. Парень потерял равновесие, споткнулся и кубарем полетел туда, где нет теней. Темнота позади него задрожала, неохотно выпуская тело из тесных объятий.
Белый свет пульсировал… или это только казалось ему, потерявшему голову от страха. Падая, парень успел удивиться той необычной легкости, которую ощущало его тело, летящее в пропасть. И только дернув рукой, осознал, что ее нет. Вся левая половина оказалась разрублена пополам. Липкий ветер хлестнул его по лицу, забивая ноздри клейкой массой. Кучер открыл рот и крикнул, что есть силы. И этот хриплый вой напомнил отчаяние хищника, из пасти которого вырвали обещанную жертву. Рот его заполнила солоноватая жидкость и он захлебнулся, отчаянно пытаясь выплюнуть, выбить из горла то, что затрудняло дыхание.
Белый ветер смешался с темнотой, расплывающейся чернильным пятном. И вихрь ворвался в Кучера, опалив огненным дыханием его плоть, испарив хлынувшую фонтаном кровь, разметав в пространстве куски его кожи.
Но Кучер уже ничего не чувствовал. Части его тела кружились в воздухе, соединяясь с небытием…
Хриплый крик пронесся по острову, заставив Димона вздрогнуть. Он поднял голову, пытаясь определить источник звука и едва не упал. Споткнувшись на ровном месте, он пробежал по песку, согнувшись в три погибели.
– Под ноги смотри, – сорвался на товарища по несчастью Русел. – Что-то мне это не нра…
– Это единственное, что тебе не нра? – огрызнулся в ответ Димон.
– Сдается мне, на одного из нас стало меньше, – уже миролюбивей сказал крепыш.
– Думаешь? А мне показалось, зверь завыл.
– Ты был прав. В смысле – когда решил пойти вдоль берега. В случае чего, можно и в море сигануть.
– Ага. Если именно там нас и не поджидают кровожадные твари. Знаешь, начиная с небольших таких рыбешек, объедающих мясо до кости.
– Слушай, заткнись, а?
– Вот, что надо было говорить, когда Кучер предложил всю эту бодягу.
– Чего сто раз повторять! Димон, слышь, я думаю: а может, надо сидеть, как Бодя, и не дергаться? Там вроде бы безопасно.
– Много мы с тобой знаем, где безопасно. Скоро ночь…
– Скоро! Ну, ты загнул.
– Когда-нибудь настанет. Вот тогда заварушка и начнется. Может быть.
– До ночи мы до северного края как-нибудь доберемся. Тут идти всего ничего. Напрямик час, может, два. Знаю я этот остров. Мне Михалыч рассказывал.
– Никто тут не был. И рассказывать некому. Хорош заливать.
– Михалыч его на яхте обходил! Чего мне врать?
Светило солнце. До тошноты ласково набегали на пологий берег волны, лизали песок и спешили убраться назад в море. Оседала пена, согретая солнечными лучами. Умирать не хотелось. Как будто, если бы стояла плохая погода, он скорее согласился бы распрощаться с жизнью! Димон шел по берегу, стараясь держаться подальше от воды. Внутри все окаменело. Тупая покорность вела его дальше. Хотя больше всего ему хотелось опуститься на песок и бесконечно долго, пока хватит сил, смотреть вдаль, задерживая взгляд на белых барашках, бороздивших морской простор. Одно только воспоминание о том, что так уже поступил Бодя, ставило крест на его желании.
Они остановились одновременно, тупо глядя перед собой. Впереди, прерывая их путь, в берег врезалась огромная бухта с пологими краями.
– Нехилая лагуна, – тоскливо отметил Русел. – Обходить будем или по мелководью махнем?
– Я в воду лезть не хочу.
– Я тоже. Пошли вокруг?
– Попробуем.
Штрафники двинулись правее, обходя бухту с изумрудной водой. Потом невысокий холм скрыл низкое солнце и вдающаяся в берег морская полоса сменила праздничный цвет на блеклый серый.
– Ты видишь? – полузадушено спросил Русел.
Но Димон без уточнений напрягал зрение, чтобы разглядеть то, что блестело прямо по курсу. С великой осторожностью он сделал десяток шагов. Абсолютно гладкая, отполированная до такой степени, что можно было разглядеть собственное отражение, путь преграждала стеклянная поверхность.
– Думаешь, спеклось от высокой температуры? – почему-то шепотом спросил Русел.
– Хрен его знает, от чего тут все спеклось, – процедил сквозь зубы светловолосый. – Но я туда не пойду.
– Что предлагаешь?
– По мелководью. На другой берег. Там, где светлее.
Димон повернулся и пошел назад. На его плечи обрушилась такая усталость, от которой с трудом передвигались ноги. Вся эта череда – и берег, и бухта, и стекло – вдруг показались ему едиными частями смертельного лабиринта. В котором не метались, нет! Четко брели в строго заданном направлении две жалкие, загнанные крысы.
Ему стало жаль себя до головной боли. И если бы так уже не сделал Бодя, пожалуй, он бы сдался. Вот сейчас рухнул бы на колени и завыл. Пройдет немного времени – будет также ослепительно синеть небо, так же неустанно катиться по небосклону это гребанное солнце. И так же равнодушно набежит волна, выбросив на берег его израненное, мертвое тело. Подобная банальность, наверняка продуманная перед смертью тысячами людей, пробила Димона на слезы. Горячие, они потекли по лицу, пачкая предательской влагой щеки. Он наклонился, якобы для того, чтобы разглядеть что-то под ногами и вытер лицо.