Предатель
Шрифт:
Двое сообщили свою обеспокоенность поставками зерна в митрополию. В порту прекратили погрузку пшеницы, а чернь грозила запалить главные хранилища хлеба близ Никополя. Пока смутьянов сдерживали вигилы Феликса. За поставки отвечал легат.
Александр и купцы еврейских политевмов согласились оплатить расходы армии, чтобы усмирить чернь. При этом закупочные цены на папирус, – из-за беспорядков купцы понесли колоссальные убытки! – решили сохранить на уровне прошлого года.
Адриан немедленно приказал командующему Африканским легионом пропретору Октавиану
За ночь шесть когорт трибуна Квирина вместе с германцами из шести вспомогательных когорт выполнили приказ. Выстроив черепаху, под градом камней они подходили к баррикадам. Саперы растаскивали укрепления. Бунтовщики в панике разбегались. К рассвету смутьянов рассеяли, улицы расчистили для движения.
Чтобы бунт не вспыхнул снова, легат обещал старшинам этнических политевм доплатить из казны ассарий на талант готового папируса.
Греки, македоняне, ассирийцы, иранцы разошлись, тая ненависть к евреям, в очередной раз купившим свое благополучие за их счет.
Через октогональный зал Золотого дома братья неторопливо прошли на открытую мраморную веранду.
Отсюда далеко в лазурном море просматривался песчаный мыс и широкая западная гавань Евноста с бурой вспененной водой. На острове Антиродос непреступная стена из белого камня с зубцами и бойницами окружила беломраморный дворец Птолемеев. Рядом, из красного гранита, огромным кубом высился мавзолей Александра Великого. Поодаль виднелись белоснежные колонны Мусейона, купол библиотеки и широкие ступени театра. Перед бухтой громоздились многоэтажные дома Брухейона. Слева, похожее на огромную еловую шишку из мрамора, «росло» святилище Пана. На острове гигантским перстом торчал маяк. Его зеркала из полированного гранита под каменным куполом отражали солнце. Будто сам город горделиво сверкал на сотни стадий окрест.
А дальше большую пристань наводнили торговые корабли и лодки в ряд. На рейде за Фаросом пестрела приспущенными парусами еще целая флотилия: суда ждали, чтобы войти в гавань на освободившиеся у пирса места. От далекого мола грохотал морской прибой, а от пристани, казалось, доносился разноязычный гомон матросов, купцов, перекупщиков и грузчиков: грузчики таскали тюки и короба от лодок к складам и обратно. В действительности галдела толпа прохожих за высоким забором дома.
Старший из братьев, лет тридцати пяти, рослый и широкий в кости, был в халате из тонкого шелка, в хитоне, расшитом золотом и в сандалиях из мягкой кожи. Мелко вьющиеся волосы коротко острижены. Бледное аристократическое лицо портил крупный нос. Природная лиловая синева проступала на пухлых щеках и на безвольном подбородке.
Богатейший человек Александрии, банкир и один из тридцати восьми членов Совета при наместнике, назначенном еще Августом, Александр принадлежал к самому влиятельному иудейскому клану в столице. После того, как Цезарь вмешался в династическую войну между Клеопатрой и ее братом Дионисом, прадед Александра и Филона угадал все выгоды и принял сторону победителя. Так же поступил их дед, немедленно признавший право римлян на царство, и умножил родовое богатство. После смерти отца, бывшего ситолога и трапезита столицы, многочисленная семья Александра, как положено правоверным, почитала старшего сына за отца.
Теперь Александр устроил один из своих домов вблизи канцелярии и резиденции главнокомандующего александрийским гарнизоном и юго-восточным флотом военных кораблей в Египте. Здесь за обедами он без проволочек вершил дела с нужными людьми.
Филон, на полголовы ниже брата, сутулился и казался ниже своего роста. В двадцать четыре он выглядел неуклюжим подростком, и, невзирая на зной, зябко кутался в пестрый халат. Он носил черную бородку, немного старившую его, и круглую шапочку, едва державшуюся на густых волосах.
Филон уже написал трактат «Имеют ли животные разум» и часть комментариев на Пятикнижие «О сотворении мира». Его уважали все книжники Александрийского храма, молитвенных домов и платоники Мусейона, где Филон читал лекции.
Братья не спеша спустились по ступенькам к нимфею с прохладной водой и колоннами из розового мрамора. Поговорили о недавней смерти Августа. О закрытии Тиберием народных собраний. Теперь консулов и преторов избирал сенат.
– Так о ком ты просишь? – спросил Александр.
– Его полное имя Йехошуа бен Йосеф из Назарета.
– Я уже слышал это имя от богословов синедриона. Ему позволили читать правоверным писание. Но, как говорят в Ершалаиме, разве может что хорошее прийти из Назарета? Шучу! Твой клиент действительно умен, как о нем говорят?
– Он читал Аристарха Самосского, Страбона, Гиппарха, Евклида, Аристотеля, Платона и еще многих. Сегодня, с твоего разрешения, я пригласил его к нам. Ему восемнадцать. Он ремесленник. Делает плуги, хомуты, плотничает и отлично знает гончарное дело.
– Я просил тебя не якшаться с чернью…
– Известный тебе Захария из Ершалаима их родственник. – Александр одобрительно приподнял бровь. Филон продолжал: – Йехошуа рос без отца. Потому не смог подготовиться в раввинскую школу в Ершалаиме. Они бежали из Палестины от ужасов смуты. Его отец погиб, защищая семью: разбойники хотели обратить их в рабство. Мальчик спас мать, когда они пустились от погони через Иавок, приток Иордана. Выживали по трактирам. Но он выучился и стал «сыном закона». У него своя мастерская.
– В восемнадцать лет? Разумно!
– И знаешь, какой он выбрал себе отрывок при поступлении в школу? Из Исайи. «Дух Господа Бога на мне, ибо Господь помазал меня, он послал меня благовествовать нищим, исцелять сокрушенных сердцем, возвращать свободу пленным и освобождать духовных узников». Он наизусть знает Галахи. Но никогда не будет законником. Он прирожденный мастер Агады. И со временем станет неподражаемым толкователем закона. У него дар проповедника. Его искусство сравнимо с поэзией. И в этом его беда!