Предатель
Шрифт:
– Ну, так у Крылова бы спросил, – не отставал от него Гуров.
– Да не видел я его там сегодня, – отмахнулся Петр.
Курица в духовке истекала собственным соком, овощи, судя по виду, тоже были готовы, а Стаса все не было. Орлов, чье лицо приобрело обычный цвет, а значит, давление нормализовалось, алчно приглядывался к курице и совсем уже было решил на нее покуситься, как появился Крячко.
– Где тебя черти носили? – «ласково» встретил его Петр. – Мы тут с голоду умираем, а ты неизвестно где болтаешься!
– Почему это неизвестно? – притворно удивился Стас. – Очень даже известно – в Главке я был.
Поняв, что Крячко прибыл с новостями, которые
– Ну?
– С чего начинать? – невинно поинтересовался Стас и, ловко поймав запущенную в него Гуровым чайную ложечку, сразу поскучнел лицом, вздохнул и сказал: – Игнатов, конечно. Только это не он в то время, о котором мы говорили, твое дело затребовал, потому что эта канцелярская крыса его уже давным-давно от корки до корки наизусть выучила и даже на вкус попробовала да выплюнула, а ничего нового там за это время не появилось. А вот приказ об обыске в твоем кабинете дал именно он.
– Стас, ты нарываешься, – совсем не шутя, предупредил друга Гуров. – Нам и так ясно, что Игнатов – это же его епархия, но вот…
– Кто его к этому подтолкнул? – продолжил его мысль Крячко и замолчал.
– Кто? – не выдержав, рявкнул Орлов.
– Лева! У тебя вроде коньяк был? – спросил Стас, не только оттягивая неприятный момент, но и желая как-то подготовить друзей к удару.
Ни слова не говоря, Гуров встал, принес бутылку с фужерами, разлил коньяк, и, когда они подняли бокалы, Стас сказал:
– Дай бог, чтобы это была последняя плохая новость в нашей жизни.
Они выпили, и Крячко, опустив глаза под напряженными взглядами друзей, сказал только одно слово, но для них оно прозвучало громом небесным:
– Крылов.
Вот уж был удар так удар! Наотмашь! Изо всех сил! В солнечное сплетение! В пах! Да куда угодно, но по самому больному, по самому незащищенному месту! Орлов обессиленно откинулся на спинку кресла и даже глаза закрыл, а Гуров, словно боясь, что ослышался или неправильно понял, переспросил:
– Кто?
– Крылов, – терпеливо повторил Стас.
– Твою мать! – прошептал обычно сдержанный Гуров и замолчал.
Да, эти трое друзей дружно недолюбливали Игнатова, но он был чужой, а вот Крылов! Он-то был свой! Он тоже с оперов начинал! Он рядом с ними много лет проработал и, пусть они не дружили и даже не приятельствовали, вместе водку не пили и по бабам не ходили, но участвовали в одних и тех же операциях, и спину, бывало, друг другу прикрывали, и перед начальством тоже, да и всего другого хватало! И то, что он потом перешел в службу собственной безопасности, ничего не меняло – он по-прежнему оставался для них своим. А он, оказывается, скурвился!
– Это точно? – наконец спросил Орлов.
– К сожалению, да! Во-первых, когда после той стрельбы все из своих кабинетов высыпали, чтобы посмотреть, что случилось, я в толпе Крылова увидел. А что ему на нашем этаже делать? С какого это перепугу он там так вовремя оказался?
– Мог к кому-то из бывших коллег зайти поболтать, – предположил Гуров.
– Я сначала тоже так подумал, – кивнул Стас. – Только чего это он сразу же после этого к Игнатову рванул? Причем в обход всех, кто приема ждал? Сказал секретарше, что дело очень срочное, горит прямо-таки, и шмыг туда! И не только
– Ты считаешь, что Крылов Игнатова на приказ об обыске спровоцировал? – спросил Петр.
– А кто же еще? Судите сами: Игнатов же, как я уже говорил, трус страшенный! Да и повод был плюгавенький! Стрелял-то Панкратов не у тебя в кабинете или приемной, а в коридоре. И для посторонних людей непонятно в кого – ты же все по уму залегендировал. И правильно тот охранник сказал, что им срочно уходить надо, и ты их быстро вывел еще до того, как эта шумиха поднялась. Потому что представь себе другой расклад: раненого Андрея занесли бы к тебе в приемную и вызвали врача. А по документам он проходит как доставленный из СИЗО, и фамилию ты небось реальную взял. – Петр кивнул. – Вот и доставили бы его в тюремную медсанчасть, а там, сам знаешь, разговор короткий – сунули бы кому надо один укол, и нет больше Андрея. Кстати, именно Крылов потом больше всех суетился и все записи с камер смотрел, пытаясь понять, что это за машина была, которая Андрея привезла и увезла, и что это за мужики с ним были.
– Какой же я кретин, что пригласил его на Петровку! – застонал Орлов, обхватив голову руками.
– Да, правильно ты тогда сказал, что ни одному психу даже в голову бы не пришло, что у нас в Главке может такое случиться. Кто же знал, что Крылов сукой окажется? – попытался утешить его Крячко, да только не помогло.
– А что во-вторых? – напомнил Гуров.
– Так за делом твоим, Петр, около двух лет назад именно Крылов приходил, но не выносил, потому что для этого пришлось бы документы оформлять, а это – след, которого он оставлять не собирался. Он сказал девочкам, что ему кое-что уточнить надо, вот там на месте и полистал, узнал что надо и вернул. А вспомнили они об этом потому, что теперь уже по официальному запросу Игнатова Крылову дело генерала Орлова выдали.
– На чем же его взяли? – задумчиво спросил Лев Иванович, уставившись в одну точку.
– Да на чем хочешь! – отмахнулся Стас. – Могли на бабе. Сам же знаешь, что мужик он красивый, да и ходок еще тот. А могли просто заплатить! – И, желая как-то вывести своих друзей из состояния подавленности, заорал: – Да хватит уже! Мне что, за пеплом сбегать, чтобы вы головушки свои светлые посыпали? Так они и так у вас уже седые! Все! Дружно выпили еще по одной, и будем решать, как нам дальше жить.
Крячко разлил коньяк, сунул бокалы в руки друзьям, внимательно проследил за тем, чтобы они выпили, выпил сам, а потом деловито заявил:
– Докладываю! – и начал рассказывать обо всем, что узнал за день. – А у тебя что, Лева?
Гуров, еще не до конца пришедший в себя от такого потрясения – не так-то легко переварить новость о том, что с тобой бок о бок столько лет предатель работал, – скучным голосом перечислил все, что успел сделать.
– Ну, что, ребята, все правильно, – выслушав их, сказал Орлов. – Чем больше я думаю над этой историей, тем больше уверен в том, что предатель на «Бониксе» кто-то один, но вот кому и как он передает информацию, неизвестно. Это может быть как работник какого-нибудь посольства или журналист, который заодно промышленным шпионажем балуется, так и агент какой-нибудь террористической организации.