Предателей казнят без приговора
Шрифт:
– А меня, Расма, ни туда не принимают, – он кивнул вверх, – ни сюда, – он кивнул в сторону леса. – Я ведь всегда правильным был… Даже гадости с чувством исполненного долга совершал, да вы сами помните! А выяснилось, что это и не плохо и не хорошо… Поэтому теперь вот веслом и работаю… Тяжело, – чуть помолчав, произнес он и, накинув капюшон, снова направился к лодке.
А Инга, моя старшая сестра, вдруг уселась на прибрежный песок, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
– Инга, ты что? – Я впервые видела сестру в таком состоянии. – Все ведь хорошо, мы все наконец собрались… – Я обняла сестру за плечи и пыталась утешить,
– Якоб… – Инга произнесла сквозь слезы имя своего мужа. – Якоб… Это был святой человек, он помогал всем и никого не обманывал… – После этих слов слезы из глаз Инги потекли еще сильнее, ручьем. – Поэтому теперь он там, – она кивает вверх. – А я здесь! Ох, лучше бы он обманывал меня и был бы скупым… Или побил, или ограбил кого-нибудь… Тогда сейчас мы были бы вместе!
4
Я чуть не проспала нужную остановку… Приснится же такое! А вот и госпиталь, всего в двух шагах от платформы. Но не успеваю я сойти с нее, как раздается трель мобильного телефона.
– Остановитесь, Расма! Остановитесь, – голос звучал спокойно, без угрозы и принадлежал пану Ветру.
– Не остановлюсь, – говорю я, спускаясь с платформы. И тут же спрашиваю: – Вам-то что до этого? Свое дело вы сделали.
– Вы ломаете схему. Схему своего собственного поведения. Такого не может быть.
– Я не разбираюсь в схемах.
– Когда вы трахаетесь, бросаете любовников, делаете аборты и снимаетесь в кино – это нормально, закономерно и не нарушает законов вашего же бытия. А ваш русский избранник… Вы увидите его таким… В общем, очень сильно разочаруетесь и расстроитесь.
– Мне не нужна ваша забота.
– Нужна! И, хочу заметить, – я остановлю вас любой ценой. Не сомневайтесь.
– Каким образом?
– Вспомните Райяна. Он в нескольких шагах от вас.
Я остановилась, в ответ ничего не произнесла. Райян, очень высокий, очень молодой. Безликий, безглазый, исполнительный. Отлично стреляет.
– Я ломаю вашу очередную схему? – спросила я, стараясь держаться как ни в чем не бывало.
– В первую очередь свою… Впрочем, мою тоже. Вы умная женщина, Богу – Богово, кесарю – кесарево, слесарю – слесарево.
– Вы не бог, вы Провокатор, – напомнила я пану Ветру его слова.
– У вас не более пятнадцати минут. Потом начнет действовать Райян.
На этом разговор окончился. Я осторожно огляделась по сторонам. Нет, улица как улица. Деревья как деревья, скамейки. Никакого Райяна. Может, его и нет вовсе. И пана Ветра нет. Может быть, это я сама себе звоню и его голосом говорю все эти неприятные вещи. Сама себя успокаиваю и оправдываю. Потому что сейчас поднимусь на платформу и уеду обратно. Потому что раненый страшный человек мне не нужен, как не нужны дети, не нужны вообще всякие житейские хлопоты. Мне нужна только МУЗЫКА. Музыка, музыка и еще раз музыка. Нету Ветра, нету Райяна. Есть Я. Вот и вся схема, пан Ветр.
Я на территории госпиталя, он хорошо охраняется. К тому же здесь ждут какую-то делегацию. Меня пропустили лишь потому, что охранник узнал меня как актрису и решил, что я участвую в культурной части. Никакому Райяну сюда не проскочить, даже если он существует в реальности.
Беловолосая маленькая женщина ведет под руку высокого, с трудом передвигающегося мужчину с забинтованной головой. Вот какой-то пацан, вроде Мишки, улыбается, шутит с двумя еще более юными медсестрами, неловко поправляя при этом пустой правый
У меня кружится голова, и я прислоняюсь к стене… И тут я слышу… Да, да, это не слуховая галлюцинация. Я отчетливо слышу звуки фортепиано. Ту самую Валеркину мелодию.
– Пошли, это на третьем этаже, – кивает прия– телю один из забинтованных пацанов.
Медсестры, ходячие больные, а многие и на инвалидных колясках устремляются наверх – туда, откуда льется музыка. Я тоже иду туда вместе со всеми, осторожно, стараясь никого не задеть.
Он сидит у раздолбанного пианино, лица я не вижу, а голова забинтована. Забинтована и левая рука, но он как-то ухитряется извлекать ею аккорды. Кажется, почти весь госпиталь собрался в просторном холе.
– Хорошая музыка, – оборачивается ко мне парень лет двадцати трех, видимо, офицер. – Но только какая-то странная… Вы не знаете, почему?
– Просто – МУЗЫКА, – пожимаю плечами я.
– А кто ее сочинил, не знаете? – продолжает офицер.
Я молча мотаю головой.
– Интересно… Валерка всегда почему-то играет такие странные вещи, – дергает кадыком офицер и отворачивается от меня.
А Валерка все играет и играет, он не видит слушателей, он слился со стареньким фортепиано… Вот уже пошли импровизации, раньше я этого не слышала. И мне ничего другого не остается, как достать из сумочки флейту, которую я заранее купила в музыкальном магазине столицы, незаметно подойти к Валерке и неожиданно, негромко вступить… На миг он прерывает игру – оборачивается, и я вижу его лицо. Мне хочется вскрикнуть, увидев два страшных ожога, которые не очень-то маскируют бинты, но я не могу, не имею права остановить музыку… И Валерка возвращается к инструменту. И его забинтованная, искалеченная рука снова ложится на клавиши.
Нам долго хлопают. Потом начинают расходиться.
– Ты приехала… – произносит, наконец, Валерка. Это его первые слова. Он осторожно прикасается к моим плечам, кажется, готов обнять, прижать к груди, но не решается…
– Просто захотелось сыграть с тобой вместе… – киваю я на флейту, которую держу в руках. – Сыграть твою музыку.
– Нашу музыку, – поправляет меня Валерка и обнимает меня. В полную силу, до ломоты в костях.
И я снова чувствую, как Валеркина музыка спускается на меня откуда-то сверху, звучит, слышимая сейчас лишь мною одной. И я вижу все, что так всегда любила и что наполняло мою жизнь по-настоящему, без всяких условностей. Тут был и тающий лед и сестра Инга, собаки и лошади, аккордеон, флейта и большая зеленая бутылка с увядающим красным тюльпаном в горлышке. А седой певец с гитарой в руках уверенным шагом идет по дороге… Идет по направлению к нашей деревне… Ведь до Праздника тающего льда осталось всего каких-то три с половиной месяца.
Выстрел, разнесший дешевую вазу с увядшими цветами, оглушил меня. Я обернулась и увидела того, кого не существовало – Райяна. Очень высокий, очень молодой, он возвышался над покалеченными и обездоленными, целясь мне в лоб. Теперь он не промахнется… Кто-то ударил его костылем, еще двое навалились сзади. Второго выстрела не последовало. Райяна били жестоко. Покалеченные в боях бойцы не ведали пощады. Он не защищался, лежал на полу, раскинув руки.
– Кто это? – только и смог спросить Валера.