Предательство по любви
Шрифт:
Однако деваться было некуда. Мисс Лэттерли надела свое лучшее муслиновое платье – не шикарное, конечно, но хорошего покроя, приталенное и с легкой плиссировкой на лифе. Оно немного отстало от моды, хотя заметить это могли лишь великосветские львицы. Отделка, правда, была бедновата, однако сестры милосердия не могли позволить себе роскошь. Когда Эстер зашла попрощаться с майором Типлейди, тот нашел ее весьма привлекательной. О модах он, естественно, не имел ни малейшего понятия, а хорошенькие женщины его просто пугали. В душе майор одобрял и резковатые черты лица своей сиделки, и ее излишне худощавую фигуру. В ней
– Вы выглядите так… аккуратненько, – пробормотал майор, слегка при этом порозовев.
Скажи это кто-то другой, Эстер не удержалась бы от вспышки раздражения. «Аккуратненько» пусть выглядят служанки – из тех, что помоложе. Горничным уже полагается быть «хорошенькими». А сама бы она предпочла стать «изысканной» или «привлекательной». Но не «прекрасной» – это было бы уже слишком. Вот ее невестка Имогена – та была действительно и прекрасна, и привлекательна. Мисс Лэттерли открыла это для себя с предельной ясностью, когда в прошлом году Имогеной увлекся тот горе-полицейский Монк, расследовавший дело на Мекленбург-сквер. Впрочем, Монк был здесь совершенно ни при чем и отношения к предстоящему чаепитию не имел.
– Благодарю вас, майор, – сказала молодая женщина со всей вежливостью, на какую была способна. – И, пожалуйста, в мое отсутствие будьте осторожнее. Если вам что-нибудь понадобится, то лучше позвонить. Не вздумайте вставать без помощи Молли! Если вы, не дай бог, опять упадете, – добавила она весьма жестко, – то уложите себя в постель еще недель на шесть!
Такая угроза была для ее подопечного страшнее и боли, и всего остального, и Эстер это знала.
Типлейди содрогнулся.
– Ладно уж, – сказал он с видом оскорбленного достоинства.
– Вот и хорошо! – И с этими словами сестра милосердия оставила майора в одиночестве.
На улице она кликнула кеб и покатила вдоль всей Грейт-Титчфилд-стрит, затем велела повернуть на Болсовер-стрит – и ехать через Ознабург-стрит прямиком к Кларенс-Гарденс. Эстер чувствовала себя довольно странно – как перед первым боем. Нелепость! Надо взять себя в руки. Худшее, что с ней может случиться, – это какая-нибудь оплошность. Ну так надо быть к этому готовой!
Расправив плечи, она взошла по ступенькам парадного входа и с излишней резкостью дернула за шнур звонка. Затем отступила на шаг, чтобы не столкнуться со служанкой, когда дверь откроется.
Это случилось почти мгновенно, и хорошенькая девушка вопросительно взглянула на пришедшую:
– Да, мэм?
– Мое имя мисс Лэттерли, – объяснила та. – Если не ошибаюсь, миссис Собелл меня ожидает.
– Да, конечно, мисс Лэттерли. Пожалуйста, проходите. – Девушка отступила, пропуская гостью, а затем приняла у нее накидку и капор.
Прихожая не обманула ожиданий Эстер: стены были обшиты дубом, панели достигали чуть ли не восьми футов высоты, а золоченые узорные рамы потемневших портретов мерцали в свете горевшего, несмотря на ранний час, канделябра. Слишком уж темна была дубовая обшивка.
– Если вам угодно, пройдите вон туда, – попросила служанка, ведя гостью по паркетному полу. – Мисс Эдит сейчас у себя в будуаре. Чай будет сервирован
Они поднялись по широкой лестнице, пересекли первую площадку и оказались перед дверью в гостиную, предоставленную исключительно к услугам леди и, видимо, поэтому именуемую будуаром. Служанка отворила дверь и объявила имя гостьи.
Эдит стояла перед окном, выходившим на площадь. Услышав имя Эстер, она тут же обернулась, и лицо ее озарилось радостью. Сегодня на ней был костюм в пурпурно-лиловых тонах, отделанный черным. Кринолин был как раз такой ширины, чтобы иметь право называться кринолином. Саму комнату мисс Лэттерли еще не успела хорошенько разглядеть – в глаза ей бросились лишь розовые с золотом оттенки обстановки да секретер палисандрового дерева.
– Рада тебя видеть! – воскликнула Эдит. – Какие бы новости ты мне ни принесла, мне крайне нужно поговорить с кем-нибудь не из моих родственников.
– Почему? Что опять случилось? – Эстер уже и сама видела, что со времени их последней встречи произошло что-то еще. В движениях ее подруги чувствовалась некая напряженность, они были порывисты и более неуклюжи, чем обычно. Но главное – на лице ее читалась усталость, а из глаз исчезло обычное лукавство.
Миссис Собелл на секунду смежила веки.
– Смерть Таддеуша оказалась худшим бедствием, чем мы думали поначалу, – негромко сказала она.
– О! – Ее гостья была в замешательстве. Что может оказаться хуже самой смерти?
– Ты не понимаешь. – Эдит говорила очень тихо. – Конечно, ты не понимаешь. Я сама еще до конца не поняла. – Она порывисто вздохнула. – Они говорят, что это не был несчастный случай.
– Они? – Эстер опешила. – Кто они?
– Полиция, конечно. – Миссис Собелл моргнула, и ее гостья заметила, что лицо ее было очень бледным. – Они говорят, что Таддеуша убили!
Мисс Лэттерли почувствовала на миг легкое головокружение. Комната словно отодвинулась далеко-далеко и стала смутной, нечеткой. Четким осталось лишь лицо ее подруги.
– О боже, какой ужас! – воскликнула Эстер. – Они уже подозревают кого-нибудь?
– Вот это-то и хуже всего, – призналась Эдит и, отойдя, опустилась на мягкое розовое канапе.
Гостья села в кресло напротив.
– В доме было всего несколько человек, и ни одного постороннего, – объяснила миссис Собелл. – Стало быть, это кто-то из них. Если не считать мистера и миссис Фэрнивел, хозяев дома, и доктора Харгрейва с супругой, все остальные – члены нашей семьи. – Она сглотнула с трудом и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкая. – Сам Таддеуш, его жена Александра, их дочь Сабелла с мужем, Фентоном Поулом, моя сестра Дамарис и ее муж Певерелл Эрскин. А больше – никого.
– А как насчет слуг? – в отчаянии спросила Эстер. – Неужели это не мог сделать кто-нибудь из них?
– С какой целью? Зачем кому-либо из слуг убивать Таддеуша?
Мисс Лэттерли задумалась:
– Может быть, генерал поймал слугу на воровстве?
– На лестничной площадке? Он же упал с первого балкона лестницы! В это время все слуги были внизу, кроме разве что горничной.
– Слуга мог украсть, например, драгоценности…
– Но как бы брат узнал, что происходит кража? Если вор орудовал в спальне, генерал бы его не увидел. А если он увидел слугу, выходящего из спальни, то решил бы, что тот выполняет свои обязанности.