Предательство среди зимы
Шрифт:
Покои хайской дочери находились в задней части дворца — небольшие комнаты с богатыми бело-золотыми гобеленами на стенах. Такие же могли быть у какой-нибудь распорядительницы большого торгового дома или Мастера ремесел, который выступает за всех ремесленников города. Почему она не родилась в семье ремесленника или купца!.. Служанка встретила Идаан позой, говорившей, что для госпожи есть новости. Идаан изобразила жест вопроса.
— Вас ждет Адра Ваунёги, Идаан-тя, — сказала служанка. — Было около полудня, и я привела его в обеденный зал. Там накрыто на стол. Надеюсь, я не…
— Нет, — успокоила ее Идаан, — ты правильно поступила. Пусть нас оставят одних.
Адра сидел за длинным деревянным столом и не поднял глаз, когда она вошла. Идаан решила тоже не обращать на него внимания и собрала с блюд немного еды — ранний виноград с юга, липкий от собственной крови; рассыпчатый выдержанный сыр, аромат которого и отвращал, и возбуждал аппетит; дважды печеные лепешки, которые ломались с громким треском, — и отошла к дивану. Идаан заставила себя забыть про Адру и устремила взгляд прямо в пустой камин. Злость придавала ей сил.
Наконец он встал, послышался звук шагов. Мелкая, но победа. Когда Адра сел перед Идаан на пол, скрестив ноги, она подняла бровь и небрежно изобразила позу приветствия, а потом взяла еще одну виноградину.
— Я приходил прошлой ночью, — сказал он. — Искал тебя.
— Меня не было.
Он замолчал, думая, что ей будет неприятно. «Ах, смотри, как ты меня опечалила!» Детский прием. Особенно разозлило Идаан то, что он отчасти сработал.
— У меня в последнее время бессонница, — заявила она. — Я гуляю. Это лучше, чем всю ночь пялиться на свечу.
Адра со вздохом кивнул.
— И мне тревожно. Отец не может связаться с гальтами. Теперь, когда Ошай… когда это случилось, он боится, что они не захотят иметь с нами дела.
— Твой отец — старуха, которая боится, что в ночном горшке змея, — сказала Идаан, отламывая край лепешки. — Пусть сейчас они и затаились, но когда станет ясно, что ты можешь стать хаем, они выполнят обещанное. Если не выполнят, ничего не получат.
— Когда я стану хаем, я все равно буду у них в руках, — возразил Адра. — Они смогут меня шантажировать. Ведь если они все расскажут, одним богам известно, что случится!
Идаан положила в рот сразу и виноградину, и кусочек сыра. Сладкое и соленое приятно смешались.
— Не расскажут. Не осмелятся. Давай вообразим худшее: гальты нас разоблачают. Утхайем отлучает нас от престола и убивает прямо на улице. Прекрасно. Теперь на миг оторви взгляд от собственного трупа и скажи: что дальше?
— Борьба за престол. Побеждает другое семейство.
— Так. И что делает новый хай?
— Убивает всех моих родных, — тускло заключил Адра.
Идаан наклонилась к нему и шлепнула по руке.
— Он приказывает Размягченному Камню сравнять с землей несколько гальтских гор и потопить пару островов. Думаешь, хоть один хай будет сидеть спокойно, если узнает, что смерть предшественника подстроил Верховный Совет Гальта? Гальты не посмеют тебя шантажировать, потому что твое разоблачение означает их гибель. Так что перестань волноваться. Лучше радуйся, что мы скоро поженимся.
— А ты почему не радуешься?
— Скорблю по отцу, — сухо ответила она. — У нас вино есть?
— Как он? Твой отец.
— Не знаю. В последнее время я его избегаю. Он… меня ослабляет. Сейчас я не могу этого себе позволить.
— Говорят, он теряет силы.
— Иногда мужчины теряют силы годами, — сказала Идаан, встала и пошла в свою спальню, держа перед собой липкие от виноградного сока руки. Адра пошел следом и лег на ее кровать. Идаан налила воды в каменный умывальник и, ополаскивая руки, посмотрела на жениха. Мальчик, растерянный мальчик. Можно сказать ему и сейчас… Она набрала в грудь воздуха.
— Я тут думала, Адра-кя… О том, когда ты станешь хаем.
Он повернул к ней голову, но не приподнялся и не заговорил.
— Очень важно, особенно первое время, заручаться поддержкой союзников. Основать свою династию непросто. Я знаю, мы договорились, что нас всегда будет только двое, но, возможно, это ошибка. Если ты возьмешь и других жен, ты внешне соблюдешь традиции и приобретешь союзников среди их семей.
— Мой отец говорил то же самое.
«Вот как?» — подумала Идаан, однако ее лицо осталось неподвижным и спокойным. Она вытерла руки и села на кровать рядом с Адрой. К ее удивлению, он плакал: из внешних уголков глаз сочились мелкие слезы, на лице блестели тонкие дорожки. Ее рука почти против воли приблизилась к его щеке, погладила.
Адра повернулся к Идаан.
— Я люблю тебя, Идаан. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше всех.
Его губы задрожали, и она прижала к ним палец, чтобы он замолчал. Она не хотела этого слушать. Но он не собирался замолкать.
— Давай остановимся! Давай просто будем вместе. Я найду другой способ стать важным человеком, а твой брат… все равно ты хайской крови, и у нас будет хорошее содержание. Можно… можно мы остановимся?
— И все потому, что ты не хочешь взять другую жену? — тихо поддразнила его Идаан. — Не могу поверить!
Адра взял ее за руку. Какие у него мягкие руки! Идаан заметила это еще тогда, когда они в первый раз оказались в постели. Сильные, мягкие, большие… На ее глаза тоже навернулись слезы.
— Отец говорил, что я должен буду взять других жен. А мать сказала, что ты пойдешь на это, только если я позволю тебе иметь любовников. А теперь… прошлой ночью тебя не было, я ждал почти до рассвета. И ты… ты хочешь…
— Ты думаешь, я нашла другого?
Адра поджал губы — они стали совсем тонкими и бескровными — и кивнул. Его пальцы стиснули ее руку, как последнюю надежду на спасение. На ум Идаан пришла сотня ответов: «Да, конечно». «Как ты смеешь меня обвинять?» «Семай — единственное чистое пятнышко в моем мире, и я не позволю его запачкать».