Предательство Тристана
Шрифт:
Годится, мрачно подумал Меткалф.
Здесь, в этом самом здании, находится кабинет человека, которого большинство московских посвященных лиц считают самым могущественным во всем Советском Союзе, человека, обладающего куда большей властью, чем даже Горбачев, вернее, куда большей, чем та, на которую хотел бы претендовать Горбачев.
Малозаметный, никогда не допускавший какого бы то ни было шума вокруг своего имени человек по имени Степан Менилов. Человек, с которым Меткалф никогда не встречался, но был достаточно наслышан о нем. Менилов осуществлял власть позади трона, карьерный аппаратчик, распоряжавшийся такими рычагами власти,
Менилов был секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и заместителем председателя всесильного Совета обороны – органа, надзиравшего за деятельностью КГБ, Министерства иностранных дел, Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Председателем Совета являлся Горбачев, но сейчас он был якобы болен и находился под домашним арестом на своей роскошной приморской вилле в Крыму.
И теперь все возглавлял Степан Менилов.
Старый друг Меткалфа подробно проинформировал его о Степане Менилове. Пятьдесят семь лет, сторонник жесткой линии, крупный специалист по оружию, был выращен прабабкой, а потом дядей в крошечной деревушке в Кузнецком бассейне, а затем совершил быстрое восхождение по лестнице советской промышленности, стал секретарем Центрального Комитета, ответственным за военно-промышленный комплекс, был награжден Ленинской премией за преданную службу своей стране.
Но к чему Меткалф совершенно не был готов, так это к тому, что, когда перед ними распахнулась дверь, ведущая в служебные помещения Менилова, тот собственной персоной появился на пороге. Он оказался высоким, подтянутым и очень представительным, даже красивым мужчиной – совершенно не таким, каким представляются в людском сознании носители тайной власти. Двигался он изящно и уверенно, его рукопожатие было твердым, но не чрезмерно сильным. Он попросил генерала остаться в приемной и пожелал говорить только с американцем.
Усевшись на предложенное место перед столом из красного дерева, украшенным изящной резьбой, Меткалф вдруг почувствовал, что утратил дар речи – такое с ним случалось крайне редко. На столе совершенно открыто стоял черный чемоданчик, в котором содержались коды для запуска советских ядерных ракет.
– Так-так-так, – протянул Степан Менилов. – Легендарный Стивен Меткалф. Эмиссар Белого дома, рыцарь без страха и упрека, человек, стоящий выше узкопартийных интересов в политике. Доставивший, в чем я нисколько не сомневаюсь, послание из Овального кабинета [91] . Послание, от которого можно в случае необходимости отказаться. Беседа, которую можно дезавуировать. Не могу не признать, это весьма умно – это показывает тонкость подхода, на которую, как я привык думать, вы, американцы, не способны.
91
Овальный кабинет – кабинет президента США в Белом доме.
Он откинулся в своем кресле с высокой спинкой, вытянув перед собой руки и тут же опустив их.
– Впрочем, я выслушаю то, что вы должны сказать. Однако хочу заранее предупредить вас: я согласен выслушать вас, но не более того.
– Это все, чего я прошу. Но я здесь не от имени Белого дома. Моя миссия не является
– Безумие? – резко переспросил Менилов. – То, что вы видите в Москве сегодня, – это конец безумия. Возвращение к стабильности.
– Конец реформам, вы хотите сказать. Конец тем замечательным переменам, которые начались благодаря Горбачеву.
– Слишком большие перемены опасны. Они могут привести лишь к хаосу.
– Да, перемены действительно могут быть опасны, – согласился Меткалф. – Но в случае вашей великой нации самая опасная вещь – это, безусловно, отсутствие перемен. Вы не можете желать возвращения к ужасным старым временам диктатуры. Я видел дни Сталина, я видел террор. Нельзя допустить, чтобы это вернулось.
– Посол Меткалф, вы знаменитый человек у себя в стране. Вы – лев американского образа жизни и властей предержащих, и это является единственной причиной, по которой я согласился вас принять. Но вы не можете указывать, как нам следует вести свои дела.
– Я согласен. Но я могу сказать вам, к каким последствиям приведет тот государственный переворот, который вы и ваши коллеги осуществляете.
Степан Менилов выгнул брови в безошибочно угадываемом выражении скептицизма и вызова, столь знакомом Меткалфу.
– Это угроза, господин посол?
– Ни в коей мере. Это предупреждение, вернее, предсказание. Я имею в виду возвращение к гонке вооружений, которая уже почти разрушила вашу страну. Гибель сотен тысяч ваших соотечественников в ходе гражданских войн, которые вспыхнут по всему земному шару. Возможна даже ядерная трагедия. Я могу гарантировать вам, что Вашингтон сделает все, что в его силах, чтобы помешать вам.
– Да, – холодно бросил Дирижер.
– Да, вы окажетесь в изоляции. Торговля, в которой вы так отчаянно нуждаетесь, резко сократится. Поставки зерна закончатся. Ваш народ будет голодать, и все завершится волнениями, которые ввергнут Россию в такой хаос, какой вы даже вообразить себе не можете. Я только что говорил с президентом Соединенных Штатов и с советником по национальной безопасности, так что, хотя я и не выполняю здесь никакой официальной миссии, но все же имею право передать вам мнение наших властей, позвольте вас в этом заверить.
Дирижер подался вперед и снова положил руки на стол.
– Если Америка считает, что может использовать момент острых разногласий в советском руководстве, чтобы угрожать нам, то она совершит серьезную ошибку. В тот же момент, когда вы сделаете хоть один шаг против нас, в какой бы части мира это ни случилось, мы без колебаний пустим в ход все, чем располагаем, – все оружие, имеющееся в нашем арсенале.
– Вы не так меня поняли, – попытался перебить его Меткалф.
– Нет, сэр, это вы неправильно поняли меня. Не принимайте беспорядки в Москве за слабость. – Он указал на ядерный чемоданчик. – Мы не слабы, и мы не остановимся ни перед чем, чтобы защитить наши интересы!
– Я не сомневаюсь в этом, и у нас нет ни малейшего желания испытывать вашу решимость. Я пытаюсь убедить вас, что еще не поздно отпрянуть от пропасти, и только вы способны это сделать. Я предлагаю вам пригласить остальных членов вашего Комитета по чрезвычайному положению и сказать им, что вы решили больше не оказывать поддержку их хунте. Без вас их планы обречены на полную неудачу.