Предательство Тристана
Шрифт:
Он с натугой поднял избитую до потери чувствительности руку и попытался согнуть указательный палец.
– Подождите, – простонал он. – Я хочу…
Избиение сразу прекратилось по сигналу одного из палачей, который, казалось, был здесь старшим. Солдаты смотрели на свою жертву, ожидая, что он скажет.
– Отведите меня к Рубашову, – прохрипел он. – Я хочу говорить.
Прежде чем отвести его в кабинет Рубашова, ему, однако, доставили еще немало боли, умывая его. Нельзя было допустить, чтобы он запачкал кровью восточный ковер главного следователя. Его раздели, запихнули под душ и дали чистую серую тюремную одежду. Он с трудом
Но Рубашов, казалось, вовсе не торопился снова увидеть его. Об этой тактике Меткалф тоже знал. Его заставили стоять в комнате секретаря перед входом в главный кабинет, и это продолжалось, как показалось ему, целую вечность. Ноги не держали его, он мечтал сесть, но был вынужден заставлять себя терпеть. Меткалф знал, что избиение в допросной камере было только прелюдией к другим методам. Часто заключенных заставляли стоять возле стены на протяжении нескольких дней, совсем не давали спать, и заключенный вскоре начинал мечтать о смерти. Сейчас его сопровождали только двое конвойных, это служило неявным признанием, что он слишком слаб, чтобы представлять собой серьезную физическую угрозу.
Наконец о нем вспомнили. Бледный, похожий на призрак секретарь ушел – видимо, его рабочий день закончился, и его заменил другой, более молодой и еще более невзрачный человек. Бумаги были подписаны, а затем внутренняя дверь отворилась, и Меткалфа ввели в кабинет.
Всякий раз, когда Скрипач разговаривал с группенфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом, он остро осознавал, до какой степени ему повезло, что у него есть такой наставник. Гейдрих был не только скрипачом-виртуозом, но и блестящим стратегом. То, что он лично выбрал Клейста для этой миссии, было признанием его таланта убийцы.
Поэтому Скрипач очень не любил разочаровывать Гейдриха. Он перешел к сути дела, как только была установлена скремблировавшая телефонная связь и Гейдрих взял трубку.
– Я пока еще не смог выяснить, зачем американец явился сюда, – сказал он. И быстро перечислил подробности, потому что Гейдрих обладал недостаточным терпением для того, чтобы выслушивать детали, не относящиеся прямо к делу. Партнер американца, англичанин, отказался говорить даже под большим нажимом, и поэтому его пришлось убить. Скрипач сообщил, что дипломат Амос Хиллиард, который вел Клейста на намеченное свидание с американцем, к сожалению, узнал его – возможно, по одному из досье Коркорана, – и дипломата тоже пришлось устранить. После чего он уже не мог оставаться рядом с трупом и вынужден был поспешно удалиться.
– Вы действовали правильно, – успокоил его Гейдрих. – Дипломат раскрыл бы ваше прикрытие. Кроме того, каждое звено, которое вам удастся вырвать из шпионской цепочки, – это дополнительное преимущество для Германии.
Скрипач улыбнулся, окинув победоносным взором переговорную комнату посольства.
– Тогда возникает вопрос, майн герр, не пришло ли время устранить и самого американца? – Клейст не смел сказать, насколько расстроенным он себя чувствовал оттого, что ему все еще не разрешили покончить с американцем раз и навсегда.
– Да, – коротко ответил Гейдрих. – Я думаю, что наступило время полностью ликвидировать и это звено шпионажа. Но я получил сообщение, что американца забрали на Лубянку для допроса. Оттуда он, я почти уверен, уже никогда не выйдет. Русские могут сделать нашу работу за нас.
– Рыбку подцепил другой рыбак, – разочарованно протянул Клейст. – А если они задачу не выполнят?
– Тогда ее должны будете
На сей раз Рубашов сидел за своим столом, его голова едва виднелась из-за бастионов папок с делами. Он, казалось, что-то писал; через несколько минут он закончил, положил ручку и поднял голову.
– Вы что-то хотели сказать, мистер Меткалф?
– Да, – ответил Меткалф.
– Вот и хорошо. Я знал, что вы разумный человек.
– Вы вынудили меня к этому.
Рубашов пристально взглянул на него; его увеличенные линзами очков глаза походили на рыбьи.
– Мы называем это убеждением, и, кстати, это только одна из многих форм убеждения, которые мы используем.
Рот Меткалфа был полон крови; он сплюнул ее на ковер. Глаза Рубашова вспыхнули гневом.
– Позор. Понимаете ли, для вас было бы лучше – гораздо, гораздо лучше – не слышать того, что я собираюсь вам сказать. – Когда к вам привязываются власти, перебивайте их карту более сильной. Всегда имейте возможность воззвать к властям более высокого ранга. Это вы должны усвоить, даже если не научитесь у меня ничему другому. Альфред Коркоран.
Брови Рубашова поползли вверх.
– Я нисколько в этом не сомневаюсь, мистер Меткалф, – мягко произнес следователь. – Вы, конечно же, предпочли бы не говорить мне правду. Но позвольте мне заверить вас, что вы поступаете совершенно правильно. Да, это трудный поступок, но вы храбрый человек.
– Вы неправильно истолковали мои слова, Рубашов. Когда я вам расскажу то, что собираюсь, вы сами пожалеете о том, что меня слушали. Вы, конечно, понимаете, что бизнесмену вроде меня нелегко работать в России. Нужно достичь соглашения, назовем это – провести стимулирование, на самом высоком уровне. Мероприятия проводятся в строжайшей тайне, конфиденциальность соблюдается наистрожайшим образом. – Меткалф с немалым трудом поднял руки и показал вокруг себя. – Вы сидите в этом прекрасном кабинете и пребываете в счастливом неведении насчет того, как ведутся дела на наивысшем уровне – уровне Политбюро, – но так и должно быть. Государственные вопросы высшего уровня всегда остаются в ведении государственных деятелей, Рубашов. А государственные деятели, в конце концов, всего лишь люди. Человеческие существа. Люди, имеющие желания. Люди, в природе которых наличествуют, как и у всех других, алчность и корыстолюбие, стремления и потребности, которые в этом раю для рабочих приходится всегда хранить в тайне. Стремления и потребности, о которых приходится заботиться осторожным, имеющим хорошие связи персонам. И тут-то и возникает необходимость в помощи «Меткалф индастриз».
Рубашов смотрел на него, не мигая, не выказывая никакой реакции.
– И, конечно, вы не можете не понимать, что любые… мероприятия, которые моя компания проводила в пользу ряда высших должностных лиц в вашем правительстве, должны остаться в строжайшей тайне. Так что я не буду говорить вам о западной бытовой технике, которую мы тайно направляли в два дома в Тбилиси и в Абхазии – в дома, которые принадлежат матери вашего босса, Лаврентия Павловича. – Стивен с намеком на фамильярность назвал Берию лишь по имени и отчеству; то, что Берия предоставил в собственность своей матери два дома в Советской Грузии и роскошно их обставил, было мало кому известно. Но Рубашов не мог об этом не знать; Меткалф не имел никакого сомнения в этом.