Предательство Тристана
Шрифт:
Внезапно Меткалфа грубо повернули и затолкнули лицом вперед в сделанную в стене нишу размером с телефонную будку. По коридору проходил кто-то важный, в общем кто-то, кого он не должен был видеть.
Наконец они оказались перед большой дубовой дверью, покрытой темным лаком. Командир конвоя постучал, и через несколько секунд дверь отворилась. На пороге стоял маленький человек с седоватыми, а может быть, пепельно-серыми волосами и бледным почти до прозрачности лицом. Это был, несомненно, какой-то секретарь, делопроизводитель или адъютант, сидевший в проходной комнате, служившей преддверием кабинета крупной шишки. На столе здесь стояли пишущая машинка
– Заключенный 08, – сообщил он.
– Введите, – последовал ответ.
Секретарь открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Меткалфа, который вошел в сопровождении начальника конвоя; остальные остались на месте, застыв по стойке «смирно».
Он оказался в просторном кабинете какого-то большого начальника. Пол здесь устилал огромный восточный ковер, а мебель была темная и массивная. Возле одной из стен находился большой сейф с номерным замком. На громадном письменном столе, покрытом зеленым сукном, громоздились высокие стопки папок и целая батарея телефонов. А позади стола стоял стройный худощавый мужчина с высоким куполообразным лбом, лысеющей головой и очками без оправы с толстыми стеклами, которые карикатурно увеличивали его глаза. Одет он был в идеально отглаженную серую форму. Он сделал рукой небрежный быстрый жест, охранник развернулся на каблуках и вышел из помещения, оставив там Меткалфа, стоявшего на ковре посреди кабинета.
Хозяин кабинета склонился над столом, перебирая какие-то бумаги. Этим он занимался несколько минут, как будто Меткалфа здесь не было. Потом он извлек толстую папку и наконец-то взглянул на Меткалфа, все так же не говоря ни слова.
Меткалф узнал опробованную столетиями технику допроса: молчание, которое должно сбивать с толку неопытного подследственного и заставлять его волноваться. Но Меткалф не был неопытным. Он твердо решил молчать до тех пор, пока следователь не решит заговорить первым.
Выждав не менее пяти минут, мужчина в очках улыбнулся и сказал на прекрасном английском языке с британским акцентом:
– Как вы предпочитаете говорить? По-английски? – Он вдруг перешел на русский язык: – Или по-русски? Насколько я понимаю, вы свободно владеете нашим языком.
Меткалф мигнул, торопливо решая, что ответить. Английский язык мог бы дать ему преимущество, решил он. Возможно, разговор на английском лишил бы этого чина НКВД свободы в передаче нюансов, тонкости выражения мыслей, которой обладает только носитель языка. Поэтому он ответил по-английски:
– Это не имеет для меня никакого значения. Пока мы можем говорить свободно и открыто. Вы обладаете такой властью, товарищ… Боюсь, я не расслышал вашего имени.
– А я вам его не называл, так что, как говорите вы, американцы, бросьте это дело. Можете называть меня Рубашовым. И мистером, а не товарищем, в конце концов, мистер Меткалф, какие мы с вами товарищи. Садитесь, пожалуйста.
Меткалф сел на один из двух больших зеленых кожаных диванов, стоявших около стола Рубашова. Сам Рубашов, на что он обратил внимание, садиться не стал. Он все так же стоял. За спиной у него висели три портрета в тяжелых рамах: Ленин, Сталин и Железный Феликс, Дзержинский, печально знаменитый основатель ЧК. Голова Рубашова, находившаяся между
– Может быть, хотите стакан чаю, мистер Меткалф?
Меткалф отрицательно покачал головой.
– А ведь это действительно превосходный чай. Нашему председателю привозят его из Грузии. Вы должны попробовать, мистер Меткалф. Вам требуется и хлеб насущный.
– Благодарю вас, нет.
– Мне сообщили, что вы отказались от пищи, которую вам принесли. Мне прискорбно это слышать.
– Ах, значит, это была пища? – Меткалф вспомнил жестяную миску с водянистым супом из какой-то требухи и черствый ломоть черного хлеба, которые ему действительно приносили. Когда это было? Сколько времени прошло с тех пор, как его бросили в одиночку?
– Что ж, конечно, это не черноморский курорт, да и срок вашего пребывания здесь, в отличие от курорта, ничем не ограничен, ведь так? – Рубашов вышел из-за стола и теперь стоял перед Меткалфом, скрестив руки на груди. Его черные сапоги были начищены до зеркального блеска.
– Так, значит, вы квалифицированный агент. Мало кто мог бы так ловко уходить от наших оперативников, как это удавалось вам. На меня это произвело большое впечатление.
Следователь, несомненно, ожидал, что арестованный сразу начнет все отрицать. Но Меткалф промолчал.
– Я надеюсь, вы понимаете, в каком положении оказались.
– Целиком и полностью.
– Приятно это слышать.
– Я понимаю, что был похищен и незаконно заключен в тюрьму агентами советской тайной полиции. Я понимаю, что произошло большое недоразумение, которое повлечет за собой серьезные последствия, куда более серьезные, чем вы можете себе представить.
Рубашов медленно и печально покачал головой.
– Нет, мистер Меткалф. Никакого недоразумения. И все «последствия», как вы изволили выразиться, мы просчитали. Мы мирные люди, но мы не потерпим открытого шпионажа, проводимого против нас.
– Да, – спокойно откликнулся Меткалф. – «Шпионаж» – это, кажется, именно то обвинение, которое вы любите выдвигать всякий раз, когда кто-то решает, что тот или иной человек чем-то неугоден. Разве это не тот самый случай? Кому-то, скажем, в Комиссариате внешней торговли, не понравились условия, выдвинутые моей семейной фирмой, и…
– Нет, сэр. Прошу вас, не тратьте впустую мое время на ваши тщетные уловки. – Он ткнул тоненьким указательным пальцем в сторону кучи папок на столе. – Все это дела, расследованием которых я руковожу. Как видите, у меня много работы, а часов в сутках слишком мало, чтобы ими можно было разбрасываться. Так что давайте, как говорится, возьмем быка за рога, мистер Меткалф. – Он шагнул к столу, взял лист бумаги и вручил его Меткалфу. От следователя сильно пахло трубочным табаком и кислым потом. – Ваше признание, мистер Меткалф. Подпишите его, и наша работа будет закончена.
Меткалф взглянул на листок и увидел, что он девственно чист. Принудив себя весело улыбнуться, он взглянул на следователя.
– Просто поставьте свою подпись здесь, внизу, мистер Меткалф. Детали мы проработаем позже.
Меткалф снова улыбнулся.
– Вы производите впечатление глубоко интеллигентного человека, мистер Рубашов. И ничуть не похожи на тупицу, который мог бы принять дурацкое решение арестовать видного американского промышленника, семейство которого имеет немало друзей в Белом доме. И на человека, желающего принять на себя ответственность за дипломатический инцидент, который может выйти из-под контроля.