Предательство Тристана
Шрифт:
Он быстро прикинул в уме имеющиеся возможности. У него самого было оружие в кобуре, прикрепленной к лодыжке, там, где его было почти невозможно случайно заметить. Конечно, он попал в трудное положение, но это еще не было поводом для того, чтобы вынимать пистолет и начинать стрельбу. Это было самым последним из всего, чтоб он мог предпринять: нельзя без крайней необходимости убивать агента гестапо, особенно накануне отъезда из Парижа. Это могло сильно усложнить ситуацию.
Следовало, конечно, не забывать, что у него оставалась возможность удрать. Немцев было лишь двое, и у них, конечно, был приказ арестовать, а не убивать.
Но кого они намеревались арестовать?
Самой
Он должен спасти Дюкруа. Он должен прежде всего предупредить его.
Меткалф не спеша сдвинулся в сторону, провел пальцем вдоль ряда корешков, как будто искал какое-то определенное название, а затем шагнул к следующему проходу между книжными полками. Он двигался медленно, целе-устремленно, с терпением книголюба, отыскивающего редкостную добычу в литературных дебрях.
Первый гестаповец, не поворачивая головы, следил за движениями Меткалфа. Поэтому, чтобы усыпить подозрения немца, он не стал ускорять шаг, а, напротив, остановился, снял какую-то книгу с полки, раскрыл и перевернул несколько страниц. Потом покачал головой, поставил книгу на место и продолжил продвижение в глубь магазина. Зайдя за высокий длинный стеллаж, закрывший его от немцев, он ускорил шаг, продолжая двигаться очень осторожно, почти бесшумно.
Наконец-то он добрался до двустворчатой двери, за которой находились печатня и переплетная мастерская.
Он мягким движением толкнул створку, взмолившись про себя, чтобы петли не заскрипели. Дверь открылась беззвучно.
Дюкруа говорил по телефону, его кресло на колесах стояло возле скамьи. Меткалф с великим облегчением увидел, что рядом с инвалидом не было никаких улик преступления – ни печатей вермахта, ни бланков документов, вообще ничего.
Дюкруа с улыбкой повернулся к Меткалфу.
– Я нужен в магазине? Неужели пришел покупатель?
– Гестапо, – шепотом произнес Меткалф. – Двое. Если у вас есть что-то лишнее – прячьте. Живо!
Дюкруа смотрел на него, не скрывая замешательства.
– У вас есть второй выход? – спросил Меткалф. Всегда знай все выходы – первая заповедь Корки. И все же Меткалф сплоховал. Он не знал выходов отсюда.
– Но ведь я забыл дать вам футляр! – возразил Дюкруа. – Для Расина! – Он взял со скамьи оклеенную тканью коробку и, повернувшись вместе с креслом, оказался лицом к лицу с Меткалфом.
– Черт побери, у нас нет времени на это! – отрезал Меткалф. Он оглядывал цех в поисках второй двери. – Вы что, не понимаете: здесь гестапо! Я должен убраться отсюда, а вы, вам нужно…
– Мне нужно выполнить свой долг, – перебил его Дюкруа; его голос прозвучал как-то удивительно ровно и невыразительно. Футляр для книги упал на пол, открыв огромный «люгер», нацеленный точно в грудь Меткалфа.
Дюкруа твердо держал тяжелый пистолет в двух руках, упершись локтями в подлокотники инвалидного кресла. Меткалф уставился на дуло оружия и дернулся было, чтобы вытащить свой собственный пистолет, но Дюкруа гаркнул:
– Ни с места! Или я буду стрелять!
За спиной у Меткалфа раздались шаги. Повернув голову, он увидел двух агентов гестапо; они приближались быстрыми шагами, держа его под прицелом пистолетов.
– Ален! – пробормотал Меткалф. – Что вы, черт возьми, делаете?
– Я советую вам избегать резких движений, – ответил Дюкруа. – Если вы не послушаетесь, мы без всяких раздумий убьем вас. Эти господа всего лишь хотят побеседовать с вами, и я посоветовал бы вам пойти им навстречу. Вы видите – этот пистолет нацелен вам точнехонько в седьмой грудной позвонок. Только попробуйте пошевелиться: я стреляю, и – voile! [42] Остаток жизни – в кресле на колесах, точь-в-точь как я. Если выживете, конечно. Ниже талии, mon frure [43] , ничего не работает. Это прекрасно стимулирует умение абстрактно мыслить. Больше никаких волнений из-за les femmes [44] . А на ладонях нарастут костяные мозоли… Да вы не волнуйтесь: как там говорил тот английский поэт? «Ибо люди всегда к тебе будут добры…» [45] . Вы будете молиться, чтобы к вам поскорее пришла смерть, можете мне поверить.
42
Вот! (фр.)
43
Братец (фр.).
44
Женщин (фр.).
45
Строка из стихотворения Зигфрида Сэссуна «Разве это важно?».
– Превосходная работа, – раздался голос из-за спины Меткалфа.
– Я делаю это только ради удовольствия, – ответил Дюкруа, пожав плечами; при этом он держал оружие так твердо, как будто сам закончил воевать только вчера.
От очередного выброса адреналина голова у Меткалфа пошла кругом. Его заманили в ловушку.
Стоя неподвижно, он медленно повернул голову и посмотрел назад. Два агента гестапо в штатском держали в руках пистолеты и целились в него. Они находились на расстоянии менее десяти футов и подходили все ближе и ближе. На него глядели три дула. У противника было явное численное превосходство. Стоит ему дернуться, и он через несколько секунд расстанется с жизнью. В этом он был твердо уверен.
Он никак не мог понять, как и почему это случилось. Это было удивительно: Дюкруа предал его! Дюкруа, который утверждал, что ненавидит немцев всеми фибрами своей души, по каким-то причинам пошел на сотрудничество с гестапо, чтобы выдать его. Больше чем удивительно, это было почти невообразимо. Какое давление они должны были в таком случае применить к Дюкруа? Какие угрозы? Или, возможно, какую предложить взятку?
А может быть, Дюкруа всегда сотрудничал с нацистами?
В то же самое время, пока Меткалф пытался понять смысл происходящего, другая часть его лихорадочно рассчитывала, насколько возможно, что ему удастся повалить Дюкруа и сбежать… Но такая попытка оказалась бы совершенно бесполезной. Он попался.
Но почему? Что им было о нем известно? Неужели его «крыша» так или иначе развалилась? Или же Дюкруа просто сдал его, потому что он заказал себе фальшивые документы? Но разве в таком случае Дюкруа не выдаст сам себя?
– Meine herren, – сказал Меткалф, заставив себя криво улыбнуться. – Вам не кажется, что это уже чересчур?