Предательство Тристана
Шрифт:
– Конечно, герр гауптштурмфюрер. Почему бы вам не воспользоваться моим кабинетом?
19
– Великий Иисус-громовержец, что с вами случилось?! – оглушительно рявкнул Тэд Бишоп, как только Меткалф вошел в вестибюль «Метрополя». – Вы выглядите так же плохо, как я себя чувствую. Еще хуже, чем выглядел ваш номер после того, как по нему прогулялись мальчики из ХАМЛ!
Меткалф подмигнул ему и, не останавливаясь, зашагал дальше к лифту.
– Вы были правы: эти русские девчонки могут быть совершенно
– Не думаю, что я когда-нибудь говорил вам такое. – Бишоп казался смущенным. – Если честно, просто не было опыта. – Он подошел, щуря свои налитые кровью глаза от света, и сообщил громким шепотом: – Похоже, что за вами идет международная слежка.
– То есть?
– Не только педерасты из Гэ-Пэ-У или НКВД, как их теперь называют. Это святое. Теперь вас вынюхивают еще и крауты. [75]
75
Краут – презрительное прозвище немцев у американцев. Происходит от kraut – кислая капуста (нем.).
– Немцы?
– Сегодня утром один джентльмен-краут шлялся тут и выспрашивал у портье имена всех недавно въехавших постояльцев. А точнее, иностранцев, которые могли зарегистрироваться в течение прошлой недели.
Меткалф резко остановился, повернулся к журналисту и попытался изобразить беспечность.
– Мой мальчик, может быть, нацисты уже измеряют Москву на предмет вывешивания флагов? – и засмеялся почти естественным смехом: – Ха-ха-ха! Вам не кажется, что здесь стало уже чересчур тихо?
Бишоп пожал плечами.
– Судя по виду, он мог быть из СД – тот самый тип. Впрочем, он не достиг большого успеха в переговорах с портье. Языковой барьер, знаете ли. Плюс к тому, что русские не очень-то любят вопросы, если только не задают их сами.
– Но он все же узнал то, что хотел? – Недавно прибывшие… Иностранные гости? Видимо, это могло быть и совпадением, но Меткалф не был в этом уверен. Почему немец? – спросил он сам себя.
– Я отвел этого типа в сторонку и премиленько поболтал с ним. Вы же знаете, какой у нас тут голод на новости; подумал, что он может что-нибудь знать о том, как живут эти чертовы крауты, какие-нибудь сплетни, слухи, нечто такое, что я мог бы использовать. Хотя бы на пару строчек в завтрашнюю отправку. Ну, знаете: «По словам одного немецкого бизнесмена, посетившего эту осажденную столицу…» Читателям нравятся такие выдумки. А я ведь ас по части интервью. Имел хороший продолжительный разговор.
– О чем же?
– Парень чертовски много знает о музыке. Лично знаком с Вальтером Гизекингом. И с Элизабет Шварцкопф тоже.
– И вас он тоже расспрашивал об именах постояльцев?
– Конечно. То и дело возвращался к этому.
– И как вы, выручили его? – Меткалф изо всех сил старался поддерживать светский тон.
– Он сказал, что старый друг попросил его кого-то разыскать. Утверждал, что позабыл, как точно его имя. Человека, который совсем недавно прибыл из Парижа.
– Ну в таком случае я отпадаю.
– Как бы там ни было, я немного лучше умею добывать информацию, чем ее предоставлять, сами понимаете. Профессиональное качество. Должен сказать: мне показалось, что от его истории слегка пованивало тухлой рыбой. Позабыл точное имя? Прошу вас. Нет-нет, не на эту кнопку. Это звонок к лифтеру!
Когда Меткалф постучал в дверь номера Роджера Мартина, тот еще спал.
– Хочешь выйти на прогулку? – осведомился Меткалф.
– Не особенно, – простонал Роджер.
– Вот и хорошо. Значит, идем.
Из гостиницы их сопровождала новая пара наблюдателей из НКВД; они сразу же распределились по позициям для слежки, которые, как решил Меткалф, определялись стандартной техникой НКВД. Один держался поодаль, а другой перешел на противоположную сторону улицы и двигался параллельно первому. Их, конечно, не следовало считать пешками, но и мастерами они тоже не были. Находился ли где-то поблизости, оставаясь необнаруженным, белокурый агент, который был такой же звездой, как Гудини, по сравнению с этими двумя посредственностями? Исключить такую возможность, конечно, нельзя. Но Меткалф не собирался давать наружке никакой причины для тревоги или подозрения. Им с Роджером просто было необходимо серьезно поговорить подальше от микрофонов гостиницы. Поэтому они пойдут спокойно, предсказуемо.
Наблюдатели должны решить, что Меткалф со своим спутником совершает бодрую утреннюю прогулку по заполненному людьми проспекту – бизнесмен, использующий свободный день для того, чтобы бесцельно пройтись и мимоходом окинуть взглядом какие-нибудь достопримечательности, которые случайно попадутся по дороге. Зато говорил он очень серьезные вещи. Он быстро ввел Мартина в курс всех последних событий, рассказал о необычайно агрессивном обыске его гостиничного номера, о неуловимом филере-виртуозе, приставленном к нему, и закончил пугающим исчезновением передатчика.
Выражение лица Роджера постепенно мрачнело, а услышав об украденном передатчике, он вздрогнул.
– И это после всех трудностей, которые мне пришлось вытерпеть, чтобы спрятать проклятую штуку, – сказал он. – Кстати, я остался незамеченным.
– Есть ли у тебя хоть какая-то возможность найти нужные детали? У меня сохранился кристалл; возможно, радиотелеграфный ключ и все остальное удастся собрать из коротковолнового радиоприемника…
– Это что, практическое предложение? – сердито поинтересовался Роджер.
– Боюсь, что нет, – признался Меткалф.
– И ты не рассчитываешь всерьез на то, что бедняга механик соорудит тебе что-нибудь этакое, точно?
– Боюсь, что нет, – повторил Меткалф.
– Отлично. Значит, с этим мы разобрались.
– Разобрались. Конечно, глупо с моей стороны было предлагать такое. Нельзя так нельзя.
– Тогда я это сделаю.
Меткалф улыбнулся.
– Я знал, что могу во всем на тебя положиться, Черпак.
– Предоставь мне день, а лучше два.
– Конечно. А тем временем я все же должен связаться с Корки. Необходимо поставить его в известность об исчезновении передатчика; в противном случае он, узнав, что его сообщения остаются без ответа, решит, что со мною случилась беда.