Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
Шрифт:
Заратан втянул воздух, и у него заурчало в животе.
— Боже милосердный, пожалуйста, пусть кто-нибудь даст нам поесть.
Варнава глянул на Кира. Последние два дня тот ничего не ел, но, судя по его виду, он не обратил внимания на эти запахи, продолжая всматриваться в кусок папируса.
— Что такое, Кир?
Кир краем глаза посмотрел на него.
— Думаю, ты заметил, какое число составляют буквы надписи.
— Да, — ответил Варнава, кивая. — О чем это говорит, тебе лично?
— Семьдесят одна
Кир все ближе подбирался к истинному смыслу документа. Его мысли устремились в Палату тесаных камней, место, где испуганные голоса нашептывали темные истины, а в тенях таились кинжалы. Каждая буква, каждое слово этого текста были эхом самой великой тайны их веры.
— Да, — тихо сказал Варнава. — И что?
Кир сглотнул.
— Возможно, это ключ?
— Ключ к чему?
— К тому, кто написал это, — ответил Кир почти шепотом.
Варнава почувствовал, как в его груди разгорается пламя.
— Я тоже так думаю.
— Кто же из членов Синедриона это был? — еле слышно прошептал Кир.
Варнава посмотрел на берег реки. Яркие полосы ткани развевались на ветру. Их лодка приближалась к длинной деревянной пристани, и несколько торговцев побежали к ним, держа в руках корзины с едой, одежды и покрывала. Они призывно улыбались и наперебой выкрикивали свои цены на товары.
— Я считаю, — прошептал Варнава, — что он был первым членом «Оккультум лапидем», ордена тайного камня.
— А ты — вторым? — спросил Кир, наклонившись к нему, его глаза блестели.
Варнава сглотнул комок в горле.
— Давай займемся продажей лодки и приготовлениями к путешествию в Палестину, — ответил он. — У нас будет время поговорить об этом в пути.
— Ну и дураки же вы все, монахи, — сказала Калай. — Бормочете о тайных обществах, когда ответ ясен как божий день.
Варнава и забыл про ее присутствие.
— Что же тебе ясно? — спросил он, оборачиваясь к ней.
— Насчет того, кто написал это послание, — сказала она, подбирая свой черный плащ и накидывая его на плечи.
Сердце Варнавы заколотилось в предвкушении разгадки. Он глянул на Кира. Тот сидел, затаив дыхание.
— Кто?
Калай ополоснула грязные руки в реке, потом зачерпнула воды и умыла лицо, покрытое потом.
— Лучший воин Давида, веривший в то, что царь его — Бог, и имевший тому доказательство.
Кир резко втянул воздух и снова уперся взглядом в папирус, складывая слова в фразу так, как сказала Калай.
— Возможно, она права.
— Она права, — прошептал Варнава, глянув на Калай и кивнув.
Ты сидишь на песчаниковом уступе, болтая ногами и глядя на мужчин и женщин, которые уселись вокруг Иешу в десяти шагах от тебя. Они прикрыли головы белыми гиматиями и молятся.
Вы все на грани большой беды, а они тратят время попусту, молясь, вместо того чтобы искать оружие и союзников в грядущей войне с римлянами. Поначалу ты был достаточно наивен, полагая, что этого хочет и сам Иешу. Ты слышал, как однажды он заговорил о Риме и римлянах. «Разрушу дом сей, и никому не восстановить его. Стоящий рядом со мной стоит у огня».
Ты ждал, чтобы тебя воспламенил огонь борьбы с Римом, и встал в ряды его последователей. Но теперь вера твоя угасла: оказалось, что ты никогда не понимал смысла его слов.
Будто услышав твои мысли, Иешу начинает говорить громче, видимо, специально ради тебя.
— Не бросайте святыни псам, ибо в кучу навозную отволокут они их, чтобы вечно глодать их там.
Ты невольно ухмыляешься, хотя смеяться тут нечему.
— Наше трусливое попустительство позволило римлянам разгуливать по нашему священному Храму, — говоришь ты. — Они гложут кости его, пока мы болтаем. Так вступим же в союз с зелотами и уничтожим врагов наших!
Апостолы, как по команде, поворачиваются и смотрят на тебя. Ветер развевает белые гиматии, обрамляющие их ошеломленные лица. Все это утро Иешу проповедовал мир и спокойствие. Они удивлены, как ты мог не уловить этого. Кажется, ты слышишь их шепот: «Он хоть слово понял из сказанного Учителем?»
— Мне был сон, брат, — отвечает Иешу. — И увидел я длинный караван, идущий через пустыню к великой тьме. Каждая повозка была наполнена оружием доверху, так что мечи и кинжалы падали на песок от любого толчка. Толпы людей бежали за повозками, подбирая оружие и прижимая его к груди.
— Да? — спрашиваешь ты — Тогда скажи мне, где эта повозка, чтобы я мог пойти туда и вооружиться.
Апостолы смеются. Но не Иешу. На его лице появляется выражение мрачного спокойствия.
— Как хочешь, брат, но лучше бы тебе вооружиться светом, — отвечает он. — Грядущая битва не от мира сего.
— Свет бесполезен, Иешу, если он не способен испепелить врагов наших. Мы на распутье! И должны действовать, а не тратить время в тщетных молитвах!
— Распутье, — тихо говорит он в ответ, скорее всего, лишь самому себе.
Его взгляд устремлен в бесконечность, будто он видит перед собой ту же самую великую тьму, к которой двигался караван в его сне.
Некоторые из апостолов смотрят на тебя с недовольством. Но тебя это уже не беспокоит. Ты готов к тому, чтобы распрощаться с этими людьми и присоединиться к зелотам — тем, кто будет вести настоящий бой.
Наконец Иешу смотрит на тебя и кивает.
— Прости меня, противник мой. Ты прав. Все мы на распутье. В середине всех путей, месте, где каждый должен сделать выбор. Сделай выбор, брат, и я пребуду там… а ты победишь Рим.