Предательство

Альвтеген Карин

И тогда он понял, что где-то среди этих занятых только собой людей есть мальчик.

Сын.

И, спрятавшись в пригородной пиццерии из опасения, что его заметят, отец этого мальчика ест пиццу в компании со шлюхой.

Успело стемнеть, когда он свернул на уже знакомую улицу, где сейчас находилась она. Остановившись рядом с машиной, он залюбовался игрой огней на телевышках в паре сотен метров от ее дома. Вышки окутывало сияние, оно расходилось в стороны веером прямых лучей, пробивающих облака и постепенно теряющихся в бесконечности. Конечно,

ее жизнь озарена, и ей нужно лишь следовать за светом.

На этот раз он направился прямиком на участок и пошел вокруг дома, останавливаясь у каждого окна и осторожно всматриваясь в темные стекла. Ни тени ее, нигде. На заднем дворе он заметил отблеск света в панорамном окне, выходящем на террасу. Встал на газоне у края участка, приближаться нельзя, иначе она может обнаружить его. А это пока рано. Она еще не готова.

Наконец он снова видит ее. Она сидит в кресле у окна, горит только лампа для чтения. В какое-то мгновение ему показалось, что она смотрит прямо на него, но потом он понял: ее взгляд устремлен в окружающую его темноту. Его непреодолимо тянуло к ней. Медленными осторожными шагами он приблизился к террасе. Три ступеньки — и он рядом. Совсем рядом. Если бы не стекло, он мог бы коснуться ее. На ее коленях нераскрытая книга, он посмотрел на руки, лежавшие поверх нее. Эти руки ласкали его, они вернули его к жизни. Единственное желание — снова почувствовать кожей их прикосновения. Но он должен совладать с собой, должен дать ей время, чтобы она успела все понять. Он поднял взгляд и посмотрел ей в лицо. Оно ничего не выражало, но он заметил, как из ее глаз катятся слезы, оставляя на щеках белесые следы.

Любимая, если бы я мог тебя обнять. Не бойся, у тебя есть я, я буду оберегать тебя. Я докажу тебе свою любовь. И когда ты поймешь, на что я готов ради твоей любви, ты меня полюбишь. Навсегда. И я никогда тебя не оставлю. Никогда.

Он вдруг почувствовал, как от благодарности увлажняются его собственные глаза. Он и она, в слезах, всего лишь в метре друг от друга.

Даже мысль об одинокой ночи в квартире больше не пугала.

Уверенный в себе, он отошел в сторону, обогнул дом и вернулся к машине.

Никто лучше его не представляет, что предательство может сделать с женщиной. И что нужно для того, чтобы ее спасти.

На этот раз он не проиграет.

Ему дали еще один шанс.

~~~

Когда ключ наконец щелкнул в замке, сна у нее не было ни в одном глазу. В темноте она тревожно ходила по дому от одного окна к другому и всматривалась в сад. Но не замечала ни движения, ни звука — только легкие тени деревьев, когда между облачных круч вдруг проглядывала луна. И размытое зарево прожекторов на телебашнях.

Услышав, что он пришел, она поспешила в спальню и улеглась рядом с Акселем. Часы показывали начало пятого.

Он без суеты помылся в ванной. Прошло почти полчаса, прежде чем она услышала шаги на лестнице, а в следующую минуту он лег на свое место с другой стороны двуспальной кровати. Она притворилась, что только что проснулась.

— Привет.

— Привет.

Он лег на бок спиной к ней.

— Удалось повеселиться?

—

Ммм.

— Как там Микки?

— Хорошо, спокойной ночи.

Уже утром в воскресенье она поняла, что он хочет что-то сказать. Он неприкаянно бродил по дому, надолго выходил из кабинета и даже подолгу находился в одном помещении с ней. Но она не собиралась помогать ему начать разговор, ей нравилось наблюдать за его мучениями. Наконец за обеденным столом с наспех состряпанным омлетом он созрел. Аксель на своем высоком стульчике в случае чего послужит щитом.

— Я подумал над тем, что ты сказала. Что мне стоит уехать на несколько дней.

Она решила молчать. Взяла нож Акселя и помогла ему собрать остатки еды в горку, с которой он сможет справиться.

— Я уеду в понедельник утром, если все будет в порядке. Всего на пару дней.

— Конечно. А куда?

— Не знаю. Возьму машину и поеду куда глаза глядят.

— Один или?

— Да.

Основа основ: хочешь врать убедительно — не отвечай на вопрос слишком быстро. Кретин.

Она встала и начала собирать тарелки.

— Ты помнишь, что сегодня в садике собрание? Я думала отвезти Акселя к родителям, чтобы мы смогли пойти оба.

Она заметила, как он сглотнул.

— Я говорила с Черстин. Бедная Линда, видимо, не в себе. Она уверяет, что не посылала эти мейлы.

Он взял стакан с водой и пил, пока она продолжала говорить.

— Ты понимаешь, как эта штука устроена? Кто-нибудь, кроме нее, может использовать ее почту?

Он встал, чтобы отнести стакан в посудомоечную машину.

— Наверное.

Видимо, он уже сказал все, что хотел. И если она хочет добиться от него еще чего-нибудь, нужно делать это сейчас. Пока он не прошел свои двенадцать шагов.

— Но почему в таком случае с ней так поступили? Невероятно, она же может из-за этого лишиться работы. Если кто-то так пошутил, то странные у нее друзья, ничего не скажешь.

Но эту тему он обсуждать, очевидно, не намерен. И первые шесть шагов к свободе уже проделал.

Родители предложили заехать за Акселем, и мысль о том, что Хенрику придется пить кофе с тестем и тещей, убедила ее согласиться. Она испекла бисквит и накрыла в гостиной, чтобы все выглядело поторжественней.

Хенрик присоединился к ним не сразу. Тянул до последнего, сидел, закрывшись в кабинете, а когда наконец вышел и сел за стол, его кофе успел остыть. Он отлучился на кухню, чтобы вылить чашку, вернулся и снова сел на свое место.

— Ну что, поздравляем.

Аксель сидел на коленях у ее отца.

— Эва сказала, тебе заказали большую газетную статью.

Хенрик непонимающе посмотрел на тестя.

— Вы же это как раз недавно праздновали, — растолковывал тот.

Хенрик бросил взгляд на Эву. Помогать она не собиралась.

— А, это, ну да...

— А какая газета?

— Да новая одна, я толком не понял, как они называются.

На этом собственно дискуссия закончилась. Хенрик молча выпил кофе, родители Эвы изо всех сил пытались поддерживать разговор. Сама она только сидела и удивлялась. Наверное, они никогда больше не соберутся вместе. Этот раз — последний.