Предательство
Шрифт:
Пария.
А Хенрик? Неужели на нем нет ни грана вины? Разве не он создал всю эту цепь из бесчисленных «если бы не», сделал ее возможной?
Он вышел из машины, через окно она видела, что он собирается открыть ее дверь. Приблизившись, он протянул ей руку.
— Идем. Только сидр. И больше ничего.
Усталость. До мозга костей. Просто идти за ним и не принимать никаких решений.
— Только грушевый сидр.
Он улыбнулся и кивнул.
Она вышла из машины, не приняв протянутую руку и не воспользовавшись его помощью. Провисев в воздухе чуть дольше, чем следовало, рука
— Идем.
Направился к подъезду. Похоже, он обиделся, что она не приняла его руки, но она и не думала его оскорбить — просто не хотела давать ни малейшего повода надеяться на что-то, помимо того, о чем они договорились. Бокал грушевого сидра. И только. Он сам это предложил, она согласилась.
Он зажег свет на лестнице и джентльменским жестом пропустил ее вперед. Пошел за ней, отставая на несколько ступенек. Ее укололо неприятное чувство оттого, что он идет по ее следу и видит ее сзади. Его глаза могли смотреть куда угодно. Она встала спиной к стене, пока он открывал дверь. Четыре замка.
В прошлый раз. Ее охватила тогда нервозность, и пришлось прижаться к нему, чтобы ее скрыть. И вообразить себе Хенрика с Линдой, чтобы преодолеть неприязнь.
Пять дней тому назад.
Стоя у двери, она слышала, как он вставил в замочную скважину и повернул один из ключей. Звон связки с ключами, шелест пакета, который он взял из багажника.
Внезапно она вспомнила, что он думает, что ее зовут Линда. Благодаря этой маскировке она смогла тогда выполнить свои намерения.
Если бы не.
Еще одно «если бы не».
Но теперь у нее нет никаких причин открывать свое настоящее имя. Это лишь вызовет вопросы, на которые не хочется отвечать.
— Добро пожаловать. Можно сказать, с возвращением.
Она не вернулась. Та, что стояла сейчас перед ним, пришла сюда впервые.
Она посмотрела на свои сапоги так, словно снять их было совершенно невозможно. Проследив за ее взглядом, он присел на корточки и осторожно расстегнул молнии на внутренней стороне лодыжек. Положил ее руки себе на плечи, чтобы она могла опереться, пока он снимал с нее обувь. Задержал правую ногу в руках так, что она вдруг услышала его дыхание. Сил воспротивиться этому у нее не было, она просто стояла, опираясь на его плечи и позволяя ему удерживать свою ногу в ладонях. Она не должна находиться здесь. Ей нужно уйти. Но куда? И где взять для этого силы?
Поднявшись, он заботливо взял ее под локоть, провел в маленькую кухню и усадил на один из стульев. Сделав два шага, открыл холодильник. Краем глаза она заметила его содержимое — на всех трех полках лежали бутылки с грушевым сидром. Он взял две, вынул из кармана связку ключей и открыл их консервным ножом, болтавшимся между ключами. Держа бутылки в руках, наклонил голову набок и пристально посмотрел на нее:
— Как ты себя чувствуешь?
У нее не было сил ответить.
— Дивана у меня нет, но ты можешь сесть там на кровати. Я ничего такого не имею в виду, просто чтобы тебе было удобно. Мне кажется, сейчас тебе это нужно. А я посижу на полу.
— Мне удобно и здесь.
Он сел на стул с другого конца закрепленного на стене откидного стола и,
— За встречу. Можно даже сказать, за новую встречу.
Он улыбнулся. Она подняла свою бутылку и выпила.
— Ты ведь этот сорт любишь, да?
Она посмотрела на этикетку. Не лучше и не хуже того, что она пила раньше.
— Конечно.
— То, что мы снова встретились... Вряд ли это случайность. У меня такое чувство, что наша встреча что-то значит, что в ней есть особый смысл.
Она не могла придумать, что на это сказать, и просто осторожно улыбнулась, чтобы не выглядеть невежливой.
Какое-то время он сидел молча. Потом встал, подошел к небольшой мойке, взял кухонную тряпку и начал вытирать что-то на стальной поверхности. Тер методично и через равные промежутки времени проверял, исчезло ли пятно.
— Ты не могла бы рассказать, что случилось? — Он сполоснул тряпку, выкрутил ее, снова сполоснул, повторил процедуру еще раз, после чего сложил тряпку втрое и повесил на кран. — К примеру, почему ты вышла на улицу без куртки и куда ты направляешься? — Он поправил тряпку, сдвинув ее указательным пальцем примерно на сантиметр.
Она отпила глоток из бутылки.
— Прости, но об этом я сейчас говорить не могу.
Ему она ничего не должна. С ним она не будет делиться. Наоборот. Если она расскажет, то убежище, которое она нашла, разрушится, он примется судить и осудит ее.
Линда в реанимации. Если она поправится, мы будем просить ее остаться на работе.
Если она поправится.
Она снова выпила. Хотелось опьянеть и забыть обо всем.
Он неподвижно стоял к ней спиной. И вдруг развернулся:
— Если хочешь, можешь принять ванну.
Она не ответила, внезапно почувствовав, как в ней просыпается подозрительность.
Он отодвинул стоявшую на столе бутылку.
— Не бойся. Я приготовлю тебе воду, а ты пока сиди здесь и отдыхай. Мне кажется, ванна пойдет тебе сейчас на пользу, тебе нужен небольшой отдых.
Он исчез, и сразу же раздался плеск воды из открывшегося крана.
Не хотелось снимать с себя одежду в этой квартире, но в ванной она сможет закрыться, и ей не придется отвечать ни на какие вопросы. Ей вообще не придется разговаривать. Она сможет подумать. Может быть, позвонит коллегам Саре или Герту, спросит, нельзя ли у них переночевать, придумает какое-нибудь достоверное объяснение.
Его голос из ванной, и вдруг знакомый запах.
Я купил новую пену. С ароматом эвкалипта.
У нее дома такая же. Подарок Акселя. Она приняла это как знак и не в силах бороться дальше расслабилась.
Он желает ей добра.
А ей нужно, чтобы сейчас хоть кто-то этого желал.
Она сделала последний глоток и услышала, как кран в ванной закрылся. В следующую секунду он показался в дверях:
— Прошу!
Улыбнувшись, он показал в сторону ванной, но заметил, что ее бутылка пуста, и тут же вытащил из холодильника новую. Она встала, он хотел взять ее под локоть, чтобы снова проводить, но потом сдержался и отступил. Наверное, решил показать, что заботится о ней, что ему можно доверять: и что у него нет других намерений, кроме тех, о которых он рассказал.